 |
 |
|
|
О том, что предложение Людмилы Алексеевой и Сергея Ковалева подать на 31 августа две заявки с разным составом заявителей было политической и тактической ошибкой, высказались уже многие. Лично я не сомневаюсь, что это предложение было продиктовано чисто правозащитными, гуманитарными мотивами: стремлением избежать новых сломанных рук и посадок за якобы нападение на милиционеров. Недаром попытки обосновать эти предложения рациональными политическими соображениями о голубях и ястребах наименее убедительны. В любом случае я уверен: Людмила Михайловна и Сергей Адамович не ставили целью расколоть протестное движение.
Но вот с наибольшим энтузиазмом восприняли их предложение как раз те представители либеральной оппозиции, кто изначально выступал против каких бы то ни было совместных акций с нацболами и радикальными коммунистами, считая, что соседство с ними лишь отталкивает от либералов их потенциальных сторонников. Всевозможные теории, концепции и программы часто служат для людей обоснованием позиции, которая у них уже имеется. Автор этих строк сам потратил немало времени и сил на выстраивание идеологических конструкций для опровержения приведенной только что точки зрения. Но сейчас я хочу поговорить о другом: о том фундаменте, на котором все эти конструкции выстраиваются.
Когда человек идет на баррикады, он не слишком задумывается, с кем рядом он там окажется, кто там будет командовать, и какие флаги там будут развеваться. Во всяком случае, это для него не главное. Чтобы пойти на баррикаду, надо иметь более серьезные и глубокие мотивы, чем желание потусоваться в приятной компании, поприветствовать своего лидера и поразмахивать своим флагом. И тех, с кем он оказался, такой человек будет воспринимать, прежде всего, как товарищей по оружию. Ему не надо специально объяснять, почему тактически и политически неверно бросать позицию во время боя. Нельзя просто потому, что нельзя бросать товарища.
Леонид Радзиховский недавно так сформулировал, чего он и такие как он хотели бы добиться от власти: чтобы в телевизоре было меньше Леонтьева и больше Шендеровича. Чтобы пойти на баррикады, этого явно недостаточно. Так Радзиховский на них и не ходит. И дело даже не в том, что он не ходит на Триумфальную, а в том, что субъективно он не переживает ситуацию на Триумфальной как баррикадную лично для себя. А нет баррикады – нет и товарищей по баррикаде. Потому Радзиховский и озабочен прежде всего подсчетом, кто и сколько политических очков получит от возможной победы, как будто это лиса Алиса и кот Базилио добычу делят.
У Дмитрия Орешкина режим явно вызвал более сильные чувства, раз он хотя бы пригрозил «уйти к Лимонову». Тем не менее Орешкин все равно не считает Лимонова и его сторонников своими союзниками. В лучшем случае, на беду навязавшимися на его голову попутчиками. Он не воспринимает их как товарищей по баррикаде. Иначе он не горел бы желанием в них публично плюнуть.
Товарищам по баррикаде ты готов прощать многое из того, что считаешь недостатками. В товарищах по баррикаде ты можешь увидеть нечто большее, чем идеологических оппонентов и политических конкурентов. Ты можешь увидеть в них людей, которые, так же как и ты, ищут справедливости и свободы, пусть и с других позиций. И тогда у тебя будет желание не плюнуть в них, а попытаться понять, найти точки совпадения, а не разделения. Но для этого твоим собственным главным мотивом должен быть именно поиск справедливости и свободы. Для всех, а не для небольшой группы «своих». Только такой мотив достаточно силен, чтобы человек пошел на баррикаду.
Очень разные мотивы вызывали в людях недовольство позднесоветской системой. Одних возмущало, что эта система ограничивает права человека. Любого человека, будь он художником, ученым, инженером, «работягой» или «пэтэушником» (был в сознании советской интеллигенции такой собирательный образ, символизирующий все то, что сегодня назвали бы «быдловатостью»). Другие считали, что «совок» мешает лично им самореализоваться и занять подобающее им место над всем прочим «быдлом». И то и другое могло облекаться в форму либеральной идеологии. Но самоощущение было принципиально разное.
Это разделение полностью сохранилось и в нынешней либеральной оппозиции. Большинство тех, кто сегодня поддерживает Ходорковского – люди либеральных политических взглядов. Но мотивы опять-таки разные. Одни исходят из того, что попирать закон недопустимо по отношению к любому человеку, будь он миллионер или нищий. И если государство может в Москве так издеваться над правосудием в деле Ходорковского, в далеком Липецке мент может безнаказанно отшвырнуть сапогом четырехлетнего ребенка так, что тот несколько метров катится по асфальту. Другие же просто считают, что государство не должно посягать на представителя крупного бизнеса, независимо от того, нарушил он закон или нет.
При желании оппозицию можно разделить по любому признаку: идеологическому, тактическому, социо-культурному. Одни за плоскую шкалу налогообложения, другие за прогрессивную. Одни считают Севастополь русским городом, другие нет. Одни – благовоспитанные чистенькие господа, другие, по выражению Орешкина, «пижоны из предместий». На самом деле все это вторично. Первично другое разделение. Разделение на тех, кто хочет оппозицию разделять, и тех, кто не хочет. На тех, в ком есть чувство общегражданской солидарности, и тех в ком этого чувства нет.
Изменить политическую ситуацию в стране может лишь широкое протестное движение граждан самых разных оппозиционных взглядов: и либеральных, и коммунистических, и лево-националистических. И реализовать хотя бы в какой-то степени свои политические устремления либералы смогут только через такое движение, в котором они никогда не будут единственной силой, и в котором они вряд ли когда-нибудь будут преобладать. Ничего ненормального в этом нет. Гражданское общество и должно быть плюралистичным, а степень его зрелости определяется способностью носителей разных взглядов к взаимодействию, способностью к общегражданской солидарности.
Широкое гражданское движение возникнет у нас тогда, когда для основной массы протестующих общегражданская солидарность окажется сильнее узкогрупповых интересов. Политические активисты, представляющие различные идейные направления оппозиции, могут помочь развитию чувства гражданской солидарности, показав обществу пример такой солидарности в собственных рядах. Пример честного, товарищеского взаимодействия.
Лимонов и его сторонники давно завоевали себе место в этом демократическом движении. Место в его первых рядах. Завоевали тем, что на протяжении уже многих лет последовательно прокладывали дорогу к объединению различных течений оппозиции. Находили и показывали им возможные точки соприкосновения. Демонстрировали саму возможность взаимодействия собственным примером. Своим постоянным участием в различных протестных акциях будили гражданское самосознание общества, привлекали его внимание к нетерпимому положению в самых разных вопросах, близких и либералам, и коммунистам, и националистам. Наконец, они придумали Стратегию-31.
Именно Стратегия-31 создала прообраз широкого протестного движения, основанного на общегражданской солидарности. Это и есть мирное, ненасильственное восстание граждан за справедливость и свободу для всех. Она создала очевидную ситуацию баррикады, породила во многих очень разных людях ощущение баррикады, а вместе с ним и чувство товарищества по баррикаде, когда становится не до дележки политических очков. Так же, как не приходит в голову делить политические очки защитникам Кадашей или Химкинского леса.
Отношение к Движению-31, к сохранению его общегражданского, надпартийного характера, к сохранению его ядра, символизирующего союз всех течений оппозиции, наконец, отношение к его бескомпромиссности является сегодня важнейшим тестом на истинную оппозиционность. Когда чувство общегражданской солидарности отсутствует, это означает лишь одно: претензии таких «оппозиционеров» к существующему режиму не столь уж значительны. И когда они говорят, что Лимонов более опасный враг, чем путинский режим, невольно возникает вопрос: чего им, собственно, самим не хватает в жизни, кроме Шендеровича в телевизоре?
Эти последние могут оказаться на баррикаде лишь случайно, ситуативно и будут там явно чужими.
Александр Скобов