Ничто так не мешает видеть, как точка зрения.

(Дон-Аминадо)

Так часто у нас бывает – событие, внимание к нему, отклики, комментарии, а потом тишина. И ждем нового события. И опять – обсуждения, комментарии… Но ведь то, что уже случилось, – оно-то каким-либо образом, но повлияло на нашу жизнь, что-то в нее привнесло, на что-то заставило обратить внимание.

Вот недавний съезд Партии «Единая Россия». Среди прочего – отметился провозглашением идеологической доктрины партии, некоего «российского консерватизма». (Заметим в скобках, что об этом самом «российском консерватизме» говорено было еще на прошлогоднем съезде «единоросов».) Действительно, само слово «консерватизм» в поздне-путинской России стало едва ли не модным, консервативная риторика отчетливо в медийном пространстве, консервативный дискурс привлекает. А партия власти наконец-то идеологически определилась и может быть избавлена от упреков в том, что вся ее идеология – всепоглощающая любовь к Путину В.В.

Заметим, что привлекательность консерватизма для многих людей из мира политики и медиа объясняется сегодня имиджевыми соображениями. Быть консерватором «элегантно» – такое, во всяком случае, складывается впечатление. Назвался консерватором – и вот ты уже «отмазался» от воспоминаний о «лихих девяностых», от либеральных иллюзий тех лет вкупе с угрозой «либерального реванша» и «разноцветных революций». И сразу выглядишь так ничего себе респектабельно и инвестиционно привлекательно! Вот и появилось великое множество всякого рода структур, в названии которых есть слово «консервативный» - тут тебе и либеральный консерватизм, и социальный, и консервативные исследования в МГУ на факультете социологии, и много чего еще… Да и 130-летие со дня рождения Сталина опять же к месту оказалось – у многих «рассейских консерваторов» лучший друг физкультурников в особой чести.

Получается, что консерватизм у нас какой-то без берегов – легионы желающих записаться в консерваторы и с придыханием произносящих слово «традиция». Но когда желаешь услышать что-то конкретное про традицию – звучат только очень красивые, но столь же общие слова. И складывается впечатление, что единственной реальной традицией у нас (помимо любви к первому лицу, которое, кстати, совсем не обязательно должно сидеть непременно в Кремле!) является водку селедкой закусывать. Так ведь и это у нас – от наших «заклятых друзей», от поляков. Тут и появляются по поводу этой новомодной игрушки – «российского консерватизма» начала XIX века – вопросы и сомнения…

Складывается впечатление, что новоявленный российский консерватизм претендует на то, чтобы дать стране и народу ответы на вызовы, обусловленные глобальным экономическим кризисом. Красиво, амбициозно, однако не совсем понятно. Действительно, представление о том, что мир стоит на пороге фундаментальной смены парадигмы развития, запущенной в начале Нового времени, как минимум, не лишено оснований. Однако – два обстоятельства. Первое – капитализм проявил за столетия гибкость и способность к адаптации, которые не были свойственны ни одной из иных социально-экономических форм на всем протяжении истории. Во второй половине ХХ века капитализм показал свою способность эффективно приспосабливаться к самым разным социокультурным условиям на всех континентах – а ведь еще не так давно в этой способности ему отказывали. Капитализм лучше всех прочих справлялся с абсолютным большинством своих противников (исключения здесь действительно подтверждают правило!) – он их просто-напросто покупал. Так что вполне может статься, что нынешние прогнозы о смерти капитализма несколько преувеличены. Но это к слову.

А вот второе важнее будет. Конечно, определенная смена ценностей, точнее, трансформация иерархии ценностей, неизбежна в послекризисную эпоху. Но почему консерватизм?

Может быть, стоит все-таки напомнить, что идеология как таковая – это феномен Нового времени. Идеология в какой-то мере берет на себя, или, по крайней мере, стремится взять, некоторые социальные функции, которые выполнялись религией. Прежде всего – объяснение и оправдание существующей социальной реальности, существующего социального порядка. Это азы, это вместо предисловия.

Разумеется, консерватизм идеология в меньшей степени, чем прочие. Его значительно труднее определить формально. Это не столько идеологиям – сколько принцип и метод. Принцип отношения к жизни и метод ее обустройства. И все же. Что все-таки предлагают нам многочисленные адепты консерватизма в его бесчисленных версиях, от Грызлова до Дугина, если угодно?

Конечно, если говорить о «Единой России», то есть в ней что-то интуитивно и органично консервативное. Но это стихийный консерватизм, который на самом деле имеет мало общего с идеологией. Многие уже проехались по лозунгу «Сохраним и преумножим», как только не иронизировали - дескать, власть сохраним, бабло преумножим! Так ведь верно – именно это и ничего больше. Получается такой крик души российского бюрократа, его заветное желание, которое получило, наконец-то, политико-идеологическое оформление. Но ведь только ради этого огород городить вряд ли стоило. В конце концов, не до слоганов сейчас – да и сказал же недавно совсем Национальный лидер в своем телеобщениии с подданными - «Выборов у нас, слава Богу, нет!» Но есть потребность в смыслах, нужно что-то сказать людям об их собственном будущем, будущем их детей и их страны.

Так о чем же наш консерватизм? Да, в общем-то, о вещах давно привычных и хорошо знакомых. О Традиции, Империи и Православии, ну и еще о геополитике. Конечно, рядовому человеку, обывателю все это мало о чем говорит – ну так ведь наш консерватизм нацелен на иерархичность и апологию предельного и жесткого социального неравенства как никакой другой. Вот и господа Добреньков с Дугиным готовы выращивать новую элиту. Ну, прямо новые Жуковские подле Цесаревичей! Может быть, и те молодые люди, что рассекали на дорогущих спорткарах по швейцарским автострадам (студенты МГУ, согласно сообщениям ряда достаточно солидных СМИ) и есть будущая российская консервативная элита. Осталось немножко только подучиться богословию и геополитике, что согласно А. Дугину основа консервативного мировоззрения. И ведь неслучайно видимо г-н Медынский увидел в сообщениях о дорожном инциденте и о непристойном, мягко говоря, поведении его российских участников ни много, ни мало, но очередные нападки на возрождающуюся Россию.

С Традицией совсем непонятно. О какой Традиции мы можем говорить, если несколько десятилетий мы эту самую Традицию старательно разрушали. А теперь хотим найти виновных, желательно таинственных и секретных. Федеральные телеканалы этому активно способствуют. А ведь достаточно несколько минут посмотреть кинохронику двадцатых, чтобы понять, КТО разрушает Храмы, КТО сжигает и на штыки насаживает иконы – и не только это, конечно… Бесы попутали, скажут. Ну да, ну да, вот только почему его, Народ-Богоносец, а не другие народы? И не путают ли его сейчас новые, нам этот раз в консервативные одежды рядящиеся, но те же самые бесы? А вся традиция оставшаяся еще может на деле оказаться неизбывной тягой к банальному патернализму.

Православие? Вот только какое-то удивительное у нас Православие получается. С одной стороны – массы в Православной Церкви видят, по меткому замечанию о. Георгия Никифорова, «комбинат ритуально-бытовых услуг». Люди не то что не знают сути и духа Православия, это естественно, но и не хотят знать. И Православие у нас какое-то выходит этнографическое, основание для самоидентификации (русский значит православный) плюс милый старинный обычай на Пасху яйцами постучаться – и ничего больше. А в отношении к иконам, например, так и вообще иной раз нечто языческое проглядывает! А о том, что «Вера без дел мертва» никто даже и не вспоминает. Да и вот еще диво появилось – «православные предприниматели»! Что же это за чудо – Бог весть! Чем он может отличаться, ну скажем, от бомжа, православие исповедующего? Неужели его молитва быстрее до Бога дойдет? Вопрос, понятно, риторический. Ну а с другой стороны – налицо стремление превратить Православие в заменитель государственной идеологии. И превратить только потому, что это первое, что под руку подвернулось, да и нет ничего больше. Но в эпоху массовой культуры такое «православие» вероятнее всего превратится во что-то «попсовое», слегка «пригламуренное» - и не более того. Впрочем, о. Иван Охлобыстин уже в наличии.

Империя. Тут совсем странно. Иногда кажется, что наши консерваторы, кто по недомыслию, а кто и корысти ради, так заигрались в слова, что путают собственно империю и банальную азиатскую деспотию. Не станем повторять банальность, что, дескать, все империи неизбежно распадаются. Тем более, что это может быть и не так. Вот только следовало бы разобраться с тем, что есть имперская форма на самом-то деле! Это, конечно, требует отдельного разговора, хотя серьезной литературы достаточно на это тему. Вот только одно замечание - подлинная Империя есть единство в многообразии на основе, прежде всего, политической лояльности верховной власти. В этом полифоническом имперском мире разнообразные этносы, культуры, религии живут своей естественной, органичной жизнью – и в этом одновременно и сила Империи, и потенциальные угрозы для нее. Таков был Рим, такой, в известной мере была Империя Габсбургов, распадающаяся до сих пор и еще присутствующая в Европе незримо. Такой была и Российская Империя, которая была империей становящейся только, последние территориальные приращения и первые утраты практически одномоментно, в начале ХХ столетия. А вот Советский Союз от этого единства в многообразии фактически отказался в пользу тотальной унификации – можно как угодно относиться к киргизам и эстонцам, например, но невозможно заставит их жить в одинаковых социальных и политических формах. Именно в этом, а не в мифическом «предательстве Горбачева» корни распада. Так о каком имперском, по сути, а не пропагандистски эмоционально, проекте сегодня может идти в России речь?

Что до геополитики, то тут становится совсем тоскливо. Понятия «геополитика» и «геополитический» употребляют все кому ни лень. Заходит ли речь о международных отношениях любого рода, о внешней торговле или локальных конфликтах – тут и она. Будто и нет ничего в гуманитарном знании другого, будто нет блестящей литературы по всем этим вопросам. Только книжки читать надо – а тут сказал «геополитика!» и все ясно и просто. И еще. К месту и не к месту любят у нас повторять известные слова о том, что нет у Англии вечных врагов и вечных друзей, но есть только вечные интересы, имея ввиду, разумеется, Россию. И не важно, кому это приписывают, кому-нибудь из Питтов, Дизраэли или Черчиллю. Вот только если чуть задуматься, то становиться совершенно ясно, что максима эта ошибочна – меняются враги, меняются интересы и даже друзья. Достаточно сравнить Англию времен тех же Питтов, времен Черчилля и времен Абрамовича и клуба «Челси». И то постоянство оснований, о котором говорят наши геополитики, существует, скорее всего, только в их воображении. Либо на эти основания столько накладывается столетиями всего самого разного – что сами эти основания искажаются. Любят наши геополитики образ неизменных корней. Дескать, ветки могут расти, как угодно, но корни стабильны и неизменны. Так-то оно так, но если образ продолжить, то ведь до корней была почва, в которую бросили семя, которое и дало корни. А до этого на этой почве росли что-то иное, погибло, возможно, но почву удобрило… Так образ становится живее и динамичнее, картина богаче и многомернее. И сразу исчезает тотальное постоянство, исчезает неизменность! И кстати, из одних и тех же корней могут быть совершенно разные всходы. И сегодняшний либерализм генетически восходит к Христианству не в меньшей мере, чем иные вариации на консервативную тему.

Парадоксально, но консерватизм в принципе должен быть против предопределенности социальных процессов, но как только речь заходит о геополитике, вылезает детерминизм покруче марксистского! И особенно удручает здесь претензия на обусловленность морали геополитическими факторами, как предельно постоянными и неизменными. Вот и пример – статья А. Дугина «Не смертный грех?» «Литературной газете» за 22-28 сентября 2008 года. Статья, кажется, прошла незамеченной, однако прелюбопытная, на тему борьбы с коррупцией. С присущей ему виртуозностью Александр Гелиевич предлагает (прежде всего, Президенту Медведеву) различать коррупцию по геополитическим основаниям. Есть, значит, коррупция «евразийская» и есть «атлантистская». Первая само собой патриотическая, у Дугина именинно так – «патриотическая коррупция», и она не наносит ущерба нашей государственной безопасности самим фактом своей «евразийскости». Вторая – совсем наоборот! Можно конечно и поиронизировать – возможен, стало быть, и насильник патриотический, и даже педофил какой-нибудь тоже патриотический весь. Смешно – однако, для иных наших геополитиков все это совершенно серьезно. Можно было бы и не вспоминать о какой-то газетной статье годичной давности – однако! Все эти берущие взятки сотрудники различных силовых и полусиловых ведомств, как тот пожарный инспектор из Перми – опыт подсказывает, что почти все они вполне себе патриоты и стихийные «евразийцы», всей душой за возрождение России и против однополярного мира и американской гегемонии. Вот только люди в огне погибли. Так что делить подлецов на «своих» и «чужих» в долгосрочном плане смертельно опасно!

Можно, конечно, сказать о неизбежности в сегодняшней России чего-то консервативного, какого-нибудь «консервативного поворота», что ли… Да вот беда, не понятно, что «консервировать» – все слова, слова. А мода на консерватизм – так ведь на то она и мода, чтобы пройти. Иной раз так быстро, что и оглянуться не успеешь!

Тарас Кулак