19 января 2008 года исполняется 90 лет со дня созыва Учредительного собрания. Оно собралось 5 января 1918 г. по старому стилю (19-го - по новому ) в тогдашней столице России Петрограде. На следующий день оно было распущено руководимым большевиками «советским» правительством.

Большинство историков сходится на том, что эти события знаменовали провал очередной попытки утвердить в России выработанные западной цивилизацией принципы правового государства и парламентской демократии. Первая такая попытка была предпринята в непродолжительный период российской истории, получивший название Думской монархии. Когда в результате первой русской революции в России появилась Государственная Дума, умеренно-либеральная (либерально-консервативная) общественность надеялась, что эта привитая к самодержавному стволу парламентская веточка постепенно изменит все дерево российской государственности. Но веточка оказалась для этого слишком слабой. Дума обладала слишком незначительными полномочиями, да и формировалась по вопиюще недемократической системе: 2 % наиболее богатых граждан избирали половину ее депутатов. Произошло обратное: древо самодержавия отторгло парламентскую веточку, а в результате сгнило и зачахло само, рухнув под ударами новой революции в феврале 1917 г.

Тогда была предпринята попытка полностью расчистить историческую почву, выкорчевав самодержавную государственность под корень, и выстроить основанную на народовластии политическую систему «с чистого листа». Эту задачу и должно было выполнить Учредительное собрание — особый парламент, созываемый в переломные моменты истории и наделенный полномочиями учредить новый строй. Учредительные собрания не связаны законами и правилами, выработанными прежней властью. Они как непосредственные выразители воли суверенного народа правомочны сами устанавливать те законы и правила, которые считают нужным. Воля народа, выраженная через свободно и справедливо избранное Учредительное собрание, должна была, по мысли его приверженцев, придать установленному им демократическому строю силу и прочность.

Провал и этой попытки сейчас принято объяснять зловредностью большевиков, стремившихся к собственной единоличной и неограниченной диктатуре (причем непременно тоталитарного характера), да политической неразвитостью российского народа, не успевшего проникнуться ценностями парламентаризма и не вставшего на их защиту от узурпаторов. Пропаганда же самих большевиков утверждала на протяжении долгих десятилетий их правления, что именно большинство Учредительного собрания встало на пути реализации воли народа, заключавшейся в прекращении войны, передаче крестьянам помещичьих земель и переходе власти к Советам.

На самом деле победившая на выборах в Учредительное собрание партия социалистов-революционеров (эсеров) разошлась с большевиками не по вопросам о земле и мире. Именно эта партия с момента своего создания обещала крестьянам помещичью землю без выкупа. И принятое Учредительным собранием постановление о земле повторяло знаменитый декрет, предложенный Лениным Второму съезду Советов и с восторгом утвержденный им. Ведь этот декрет был списан именно с эсеровской программы. Что касается мира, то эсеры, как и большевики, выступали за всеобщий демократический мир без победителей и побежденных, без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов. Правда, они считали, что условия мира должны быть первоначально согласованы между союзниками и затем предложены Германии от имени Антанты в целом, а не от имени одной России. Большевики же настаивали на том, что действовать нужно без оглядки на союзников, что они немедленно и сделали, захватив в октябре 1917 г. власть. Как бы то ни было, на фронте действовало прекращение огня, переговоры с Германией реально уже шли, и Учредительное собрание, выразив сожаление, что они начались без участия союзников, все же постановило, что процесс должен быть продолжен.

Принципиальные расхождения большевиков с эсерами и прочими представленными в Учредительном собрании партиями касались государственного устройства. «Умеренные социалисты» (эсеры и социал-демократы-меньшевики), как и либеральные конституционные демократы (кадеты), выступали за превращение России в республику во главе с избираемым путем всеобщего и равного голосования парламентом и подконтрольным ему правительством. Большевики же считали, что органами власти должны стать возникшие в ходе революции Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а правительство будет формироваться их съездом.

В значительной степени в вопрос о государственном устройстве упирался другой вопрос: какая партия будет правящей? Советы, избиравшиеся далеко не всем населением страны (причем со значительной «форой» в пользу фабрично-заводских рабочих крупных городов), осенью 1917 г. дали большинство большевикам. Учредительное собрание, избиравшееся на всеобщих и равных выборах, дало большинство эсерам. Однако сводить все к борьбе партийных вождей за первые роли было бы неправильно. Столкнулись две противоположные концепции организации власти.

Большевики утверждали, что Советы как органы власти демократичнее парламентских учреждений, ибо обеспечивают более широкое участие людей в делах управления, более прямо и точно отражают волю масс и чутки к изменениям их настроений, так как не связаны формально-процедурными ограничениями, составляющими обязательный атрибут парламентаризма. Соблюдать правовые формальности большевики вообще никогда не считали обязательным, провозглашая, что интересы революции — высший закон. Одна из таких формальностей — всеобщие и равные выборы по принципу «один человек — один голос». По мнению Ленина, этот принцип соответствует лишь одному вполне определенному этапу исторического развития, а именно — буржуазно-демократическому. И этап этот, с его точки зрения, в 1917 г. закончился. Преимущество Советов перед «буржуазным парламентом» Ленин как раз и видел в том, что они представляют не всю массу населения, а ее наиболее сознательную, активную, организованную часть. Понятие воли народа он подменял понятием воли истории, а волю истории отождествлял с «волей наиболее передового класса», фактически возвращаясь к феодально-аристократическому принципу «правления лучших».

Совсем другой тоталитарный лидер в совсем другой стране чуть позже скажет: «Нас не интересует арифметическое большинство. Нас интересует большинство силы и воли. К тому же большинство присоединится само». По-видимому, Ленин сознательно лгал, когда в день захвата власти заявлял на Втором съезде Советов: «если мы проиграем выборы в Учредительное собрание, мы подчинимся воле большинства». Отдавать власть он, во всяком случае, не собирался.

После открытия Учредительного собрания большевики первым делом внесли на его утверждение так называемую «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», включавшую декреты Второго съезда Советов о мире и земле, а также декрет того же съезда о власти, объявлявший Россию «республикой Советов». Как бы теперь сказали — в одном флаконе. Причем депутаты-большевики требовали поставить эту декларацию самым первым пунктом повестки дня.

Это была классическая шахматная вилка. Если большинство Собрания отклонит декларацию, можно будет говорить, что оно выступило против прекращения войны и передачи земли крестьянам, и тогда любые насильственные действия против него будут в глазах народа оправданы. Если же Собрание утвердит декларацию, этим оно фактически самоупразднится как орган власти. Ведь это будет означать признание с его стороны, что все уже сделано, что в России уже есть законная постоянная власть, и это власть большевиков.

По-видимому, после этой вилки эсеры и поддерживавшие их меньшевики всерьез решили, что Ленин собирается с ними в шахматы играть. И их ответ с точки зрения шахмат был весьма изящен. Они вовсе не отклонили декларацию, как утверждалось потом в советских учебниках истории. Они постановили отложить ее обсуждение, предварительно приняв решения по трем отдельным вопросам: о земле, о мире и о власти. То есть по тем самым пунктам, из которых большевистская декларация и состояла. Расчет был на то, что фактически повторив, но от своего имени, два первых декрета Второго съезда, Собрание исключит обвинения в нежелании дать народу землю и мир и это позволит ему спокойно провозгласить Россию парламентской республикой, сняв вопрос о власти Советов.

Однако большевики были не те ребята, которые могли позволить обыграть себя в шахматы. В этом случае они всегда были готовы просто опрокинуть доску. Выражаясь словами песни Высоцкого, у них был еще в запасе ход конем по голове. Отказ большинства поставить декларацию первым пунктом повестки дня депутаты от ленинской партии посчитали достаточным поводом для того, чтобы объявить Собрание контрреволюционным и демонстративно выйти из его состава (заявление об уходе зачитал будущий диссидент, невозвращенец и обличитель сталинской тирании мичман Раскольников). Это послужило для правительства Ленина формальным основанием на следующий день распустить Собрание как потерявшее кворум и лишившееся тем самым правомочности.

Нечестный, бандитский характер применявшихся большевиками приемов политической борьбы очевиден, как очевиден и тоталитарный характер большевистских представлений о государстве. Отрицание необходимости ограничения власти, системы гарантий прав меньшинства и отдельных граждан неотвратимо вело к превращению «диктатуры самого передового класса» в диктатуру над этим классом со стороны его еще более «передового авангарда» в лице стремительно нарождавшейся партийной номенклатуры. Уже весной 1918 г. большевики повсеместно применяли манипуляции и прямое грубое насилие при перевыборах их любимых Советов. Однако не будем ставить их на одну доску с нынешней правящей элитой. Власть нужна была большевикам не сама по себе и не ради связанных с ней благ и привилегий. Они были искренне убеждены, что только их власть в состоянии дать крестьянам землю, рабочим фабрики, народам мир. Они были искренне убеждены в том, что политикам из умеренно-социалистических партий власть нельзя отдавать ни в коем случае, потому что эти люди органически не способны дать ничего и никому, сколько бы красивых резолюций об этом ни писали.

И надо признать, что политические соперники большевиков дали им слишком много поводов считать именно так. Если большевики грешили презрением к формальной законности, то их оппоненты страдали ее абсолютизацией, и это лишало их способности нестандартно действовать в нестандартной обстановке. А между тем великих революций, протекающих строго в рамках законных процедур и правопреемственности, не бывает.

Можно сколько угодно сокрушаться по поводу неукорененности в сознании народа России приверженности парламентским нормам. А откуда этой приверженности было взяться в 1917 году? И те, кто желал утвердить эти нормы в стране, должен был сначала завоевать право одарить народ этими пока еще не вполне понятными ему диковинками. А для этого надо было сперва дать народу то, что он требовал в первую очередь, а не тянуть с реформами до Учредительного собрания, «которое одно будет правомочно решать такие вопросы». Большевики вот тянуть не стали и в результате получили от народа фактический мандат на строительство государства совсем другого типа.

«Умеренные социалисты» откладывали все существенные реформы до Учредительного собрания не только по формально-правовым основаниям. Они смертельно боялись поссориться с кадетами — партией, которая действительно желала продолжать войну и не желала давать крестьянам землю без выкупа. Эсеровские и меньшевистские лидеры были уверены, что сами, без «буржуазных либералов», управлять страной не смогут, поэтому и уступали кадетам на каждом шагу. Они и дальше собирались делить власть с кадетами. Собственное большинство в Учредительном собрании было для них, в общем-то, неприятной неожиданностью. Большевики избавили их от тягостной обязанности формировать собственное правительство на базе этого большинства.

Один мой знакомый большевик-троцкист как то сказал: «Ну что вы все обижаетесь, что мы разогнали вашу Учредилку? Не разогнал бы ее наш матрос Железняк, разогнал бы ее точно так же поручик Ржевский». А ведь так и вышло. Летом 1918 г. эсерами была предпринята попытка воссоздать Учредительное собрание на освобожденной от большевиков территории Урала и Сибири. Сформированное на его основе правительство продержалось недолго и в ноябре того же 1918 г. было свергнуто «поручиками Ржевскими», провозгласившими адмирала Колчака военным диктатором России.

Пьяные большевистские матросы закололи штыками прямо на койках Мариинской больницы депутатов Учредительного собрания от кадетской партии Шингарева и Кокошкина. Ленин грозился наказать виновных, но их, естественно, не нашли. Пьяные «поручики Ржевские» без суда и следствия расстреляли группу арестованных эсеровских депутатов ночью на берегу Иртыша («отправили в республику Иртыш»). И славный полярный исследователь Александр Васильевич Колчак тоже за это никого не наказал.