 |
 |
|
|
Продолжение. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27
Вскоре Изместьева (бывшего сенатора, носителя государственных секретов) неожиданно перевели из Лефортово в Бутырку - в многоместную камеру к обычным уголовникам, что явно расходилось с существующей практикой содержания под стражей лиц такой категории.
Случилось это в августе, когда чиновники и политики, кто мог бы вмешаться в данную ситуацию, разъехались в отпуска. Там же, в отпусках, находились и помощники Изместьева, работавшие с ним еще со времен расцвета его бизнеса. И хотя в подобной ситуации, как, впрочем, и во всех остальных, с момента его ареста ничем реально помочь они не могли, разве что только утереть ему слезы, но Изместьев без них ощущал себя словно без рук.
Теперь, даже в этом малом, рассчитывать на них не приходилось, и Изместьев, волоча за собой огромные, тяжеленные баулы с одеждой, личными вещами и продуктами, исправно передаваемыми ему в Лефортово, отправился в Бутырскую тюрьму.
"Как бы в отпуск", - пояснил мне остроумный Ли.
Для чего это было сделано?
Ну, во-первых, чтобы показать Изместьеву самое, что называется, дно того "зазеркалья", в котором он оказался.
Во-вторых, чтобы унизить его, продемонстрировав, что следствие не видит разницы между ним и каким-нибудь отмороженным бандитом в адидасе. И потому экс-сенатора прогнали по грязным коридорам Бутырки из камеры в камеру, каждый раз вытряхивая на пол, якобы для проверки, все его вещи и заставляя их тут же собирать, чтобы снова тащить куда-то в другое место.
"А чего ты сразу не отказался от всего этого барахла еще в Лефортово? - Спросил я Изместьева, когда он с ужасом на лице рассказал мне о своих мучениях в первые дни пребывания в Бутырке. - Взял бы самое необходимое, а все остальное оставил им, - не возьму, мол, и всё! Или раздал бы зэкам в первой же камере здесь".
"А я не знал, что так можно", - растерянно проговорил Изместьев.
Да, тогда он еще много чего не знал. В том числе и того, как вести себя с сокамерниками. А они (уличная шпана, воры всех мастей, мошенники, наркоманы и убийцы) навязчиво лезли к бывшему сенатору с расспросами и всякими разговорами, курили и галдели в камере сутки напролет, гоняли ночами "коней", искренне радовались самым обычным продуктам из тюремного ларька и более толстому матрасу на своей шконке, походу в баню или на прогулку.
В "элитном" Лефортово он сидел в двухместной камере и зэков в таком количестве, как в Бутырке, никогда не видел. Молчаливые лефортовские надзиратели всегда были подчеркнуто вежливы, чистота кругом почти идеальной, а порядок - военным: подъем-отбой строго по расписанию, и никаких "коней". Тем более не было там никакого "бухла", “косяков”, "мобильников" и всего прочего, чем наполнена народная Бутырка.
И вот именно возможность нелегально пользоваться в Бутырке мобильным телефоном и есть то третье соображение, ради которого Изместьева этапировали на некоторое время из Лефортово в эту тюрьму.
Опера знали, что рано или поздно он обзаведется там "мобильником", а нет - так сами помогли бы ему в этом. И в результате, путем прослушки телефона, они собирались не только отслеживать его связи на воле и контролировать меры, предпринимаемые защитой, но и влиять на самого Изместьева. А для этого у оперов есть много отработанных приемов и самые широкие возможности.
Но первоначально Изместьеву было не до телефона. Общая атмосфера Бутырки и жуть, которую на него нагнали "красные" зэки по заданию оперов, привели к тому, что бывший сенатор оказался на грани нервного срыва: он не мог нормально спать, прекратил бриться, перешел в разговорах со мной на шёпот даже тогда, когда этого и не требовалось. Страх обуял его. Теперь главная для него опасность, как он её понимал, исходила от уголовников.
"Они мне угрожают, - жаловался он. - Прислали старосте по камере маляву. Пишут, что вызывают меня на стрелку. Говорят что на мне "кровь пацанов". Какой-то кошмар!"
Изместьев шептал мне все это в самое ухо, обжигая его своим дыханием, и я понимал, что опера уже частично добились своей цели: они заставили этого избалованного деньгами и обласканного властью "небожителя" вспомнить, что он всего лишь обычный человек, причем не очень-то и смелый.
Это могло закончиться для Изместьева плохо. Не в смысле его избиения или убийства урками, а в плане признания им своей вины - хотя бы по отдельным эпизодам, лишь бы только избавить себя от кошмара, который не давал ему все последние дни ни спать, ни есть.
Допустить этого мне не хотелось. И тогда я обратился кое к кому из авторитетных людей в криминальной среде, после чего от Изместьева в Бутырке все отстали. (В этой тюрьме, слава Богу, так называемые "красные" все-таки побаиваются божьей кары и не так беспредельничают, как, к примеру, в Иркутском СИЗО, ставшем знаменитым на всю страну пытками и убийствами заключенных.)
И когда я пришел к Изместьеву через несколько дней, то встретил совершенно иного человека - не раскисшего слабака, каким я видел его в последний раз, и не сноба, каким он представлялся в Лефортово, а простого, нормального мужика, знающего свое истинное место в этой жизни. И этот гладко выбритый, выспавшийся впервые за несколько дней мужик, радостно бросился меня обнимать, благодаря за оказанную ему помощь.
"Старшему по камере прислал маляву смотрящий, - рассказывал он с воодушевлением. - Тому, якобы, позвонили откуда-то из зоны, кажется, из Рязани. И сказали про меня. И он велел старшему, чтобы меня никто не дергал. А этот старший, как я догадываюсь, и сам работает на оперов. Но пообещал, что теперь никто меня не тронет. И даже, что он будет заранее предупреждать меня о шмонах".
Последняя фраза меня насторожила. И как оказалось, не зря.
Через некоторое время Изместьев так освоился в условиях Бутырки, что смог, наконец, разглядеть в ней и существенные преимущества по сравнению с Лефортовской тюрьмой, и основное из них - возможность звонить на волю. И помощь в этом ему оказал, естественно, тот самый староста, взявший на себя заботу о бывшем олигархе. В благодарность за это Изместьев пообещал ему поддержку на воле и стал снабжать всю камеру постельным бельем, куревом, деликатесными продуктами из "Азбуки вкуса" и "Глобус гурмэ", а также всем прочим, что составляет "счастье" зэка.
И вот тут, приехав как-то раз на свидание к Изместьеву, я вдруг узнал, что у него появилось сразу несколько новых защитников.
"Познакомься, - сказал он мне. - Эти адвокаты тоже будут нам помогать. Я думаю, вы сработаетесь".
При том объеме работы, который предстояло нам выполнить в ближайшее время, дополнительные адвокатские руки и головы, конечно же, были нужны. Но меня несколько удивило лишь то, как неожиданно появились эти люди и то, как внезапно они прервали свой разговор с Изместьевым, когда я вошел в кабинет.
"Вы чего напряглись, как большевики-подпольщики?" - Пошутил я. Но шутку коллеги не поняли и продолжали настороженно смотреть на меня.
"Приятно познакомиться, - произнес, наконец, один из них и изобразил на своем крупном лице подобие улыбки. - Наслышаны. Вы сейчас, кажется, занимаетесь выборами? Видел вас по телевизору с Жириновским..."
В общем, разговор у нас как-то не клеился. И они засобирались уходить.
"Надо бы еще в суд успеть заехать", - озабоченно сказал тот, что мне улыбнулся. А другой пояснил, что сейчас ему необходимо срочно бежать к начальнику тюрьмы с жалобой то ли на то, что Изместьева не регулярно выводят на прогулки, то ли еще на что-то.
"Кто эти люди? Откуда они?" - Спросил я у Изместьева, когда они ушли.
"Я позвонил одному своему хорошему знакомому, попросил у него помощи, - начал объяснять мне Изместьев, который снова стал походить на сноба. - У него большие связи. И вот он рекомендовал этих людей. Они будут здесь нам помогать, а он там все решать..."
"Схема известная... Но почему я узнаю об этом только сейчас? Я, конечно, не против дополнительных адвокатов, они нужны. Но все равно так не делается..."
"Я знал, что ты не будешь против, - обрадовался Изместьев. - Составь для них план работы, и пусть занимаются. У них есть связи в прокуратуре и здесь - в тюрьме. И они готовы писать всякие жалобы. Пусть пишут. А ты будешь ими руководить..."
(Как выяснилось чуть позднее, то же самое, но с точностью до наоборот Изместьев говорил и этим адвокатам.)
Потом я с ними, разумеется, встретился. Мы посидели в ресторанчике, неподалеку от тюрьмы, где я рассказал им о том, как представляю себе сложившуюся ситуацию, а они - чем намерены заниматься со своей стороны.
И тут из их уст прозвучала фраза, которая меня ввела в оторопь.
"Главное, чем мы собираемся заняться, это безопасностью", - заявили адвокаты.
"В смысле? Какой безопасностью?" - Переспросил я.
"Комплексной, - ответили они, запивая вареники квасом. - В первую очередь безопасностью самого Изместьева, ну, и его помощников тоже. Ведь они обладают важными сведениями, и документами. А по Изместьеву мы уже сейчас решаем вопрос о переводе его для начала в какую-нибудь другую камеру - получше. А потом, чтобы вообще убрать из Бутырки..."
Я мог бы им возразить, сказав, что сейчас нужно бы заняться другим: опросами будущих свидетелей защиты, сбором различных документов. Сам я собирался буквально на следующий день лететь в Питер для встреч с местными ментами и журналистами, которые могли бы рассказать в будущем судебном процессе о том, существовала ли в действительности так называемая "кингисеппская” ОПГ, руководство которой чуть ли не приписывают самому Изместьеву. И тут я бы не отказался от помощи своих новых коллег, потому как за время одной такой поездки все вопросы не решить.
И еще я не отказался бы от их помощи (тем более, если у них действительно были связи в прокуратуре), чтобы не позволить следствию навешивать на Изместьева новые обвинения.
А еще я мог бы рассказать им, что пытаюсь найти Финагина и Иванова, тщательно скрываемых от посторонних глаз в “катакомбах” ФСИНа. Конечно, надеяться достучаться до совести этих киллеров, было бы наивно. Но попробовать убедить их прекратить оговаривать невинного человека - крайне актуально.
Оперативники и следователи, быть может, догадывались (или даже знали наверняка, прослушивая наши с Изместьевым разговоры), чем я занимаюсь. И, конечно же, понимали, что для достижения поставленных целей определенные возможности у меня имелись. И достаточно быстрое снятие напряженности между Изместьевым и обитателями Бутырской тюрьмы, думаю, дало оперативникам дополнительную почву для размышлений на сей счет.
Но, услышав от своих новых коллег столь несвойственное защитникам, режущее слух адвоката слово "безопасность", я понял, что имею дело с какими-то отставными ментами и воздержался от изложения им лишних подробностей.
Людей такого типа можно встретить в различных охранных фирмах, в частных детективных агентствах, но их много и в адвокатуре. И не важно, откуда они пришли - из полиции, прокуратуры или ФСБ. Увидев их, вы безошибочно поймете, что перед вами именно "менты". Поймете даже, если на них будут костюмы от Brioni.
Среди этих людей есть более успешные и менее, есть простоватые и которые "себе на уме", нарочито грубые и деликатные, но все они, как правило, неплохие, энергичные ребята, хотя и с известной долей цинизма.
В данном случае я тоже не увидел ничего нового. Мои коллеги активно взялись за работу, строча жалобы на "неудовлетворительные условия содержания Изместьева под стражей" и постоянно бегая с ними по кабинетам тюремных начальников. Они написали еще пару жалоб Генпрокурору и в Следственный комитет, повторив в них то, о чем мы уже неоднократно писали и говорили ранее, в общем, создавали, как то и положено в их ситуации, видимость активной работы.
До поры, до времени, пока это не мешало делу, я никак не реагировал на их активность. Но, когда эта трескотня слишком затянулась, и Изместьев, оглушенный ею, начал менять ранее принятые решения, снова надеясь на какое-то чудо, а потом опять заговорил, что готов заплатить кому угодно и сколько угодно, лишь бы все было "под ключ" и как можно скорее, я не выдержал.
"Платить "кому угодно" - глупо, - пытался урезонить его я. - Хотя желающих поживиться за твой счет найдется немало. И все они будут тебе обещать, что ты выйдешь на свободу уже завтра, - только сегодня заплати. А "сколько угодно" платить за то, что не может быть выполнено сейчас в принципе, так это не просто глупо, но для тебя еще и крайне опасно! Потому как, чем больше ты будешь раздавать денег разным прохиндеям, обещающим тебе несбыточное, тем вероятнее то, что ты будешь сидеть за решеткой очень долго. Почему? Потому что они не захотят возвращать тебе деньги и, следовательно, автоматически превратятся из союзников в твоих врагов, которые еще и сами приложат руку, чтобы ты получил длительный срок... Через это, Игорь, прошли уже тысячи людей, включая самых богатых и известных! Так учитывай их опыт и не совершай тех же ошибок!.."
Я видел, что Изместьеву не нравятся мои слова. Но мне на это было наплевать: я уже устал объяснять ему в который раз подряд одно и тоже. Я почувствовал вдруг, что устал растолковывать человеку с высшим образованием и опытом работы в государственных органах власти очевидные вещи, устал утешать его, словно маленького капризного ребенка, вселять в него уверенность и удерживать от опрометчивых шагов.
"А вот есть люди, которые считают, что у нас не все так плохо, - с вызовом заявил он. - Только надо поднять волну... Ну, в газетах там, по телевидению..."
"Адвокаты, что ли?" - Спросил я, хотя и сам догадывался, что это они.
Изместьев утвердительно кивнул головой.
"Это все - погремушки, - сказал я. - А ты ведешь себя порой как несмышлёный младенец. Когда младенец лежит в коляске или в своей кроватке, над ним натягивают резинку с погремушками. И чем громче эти погремушки гремят, тем веселее становиться ребенок, тянется к ним ручками и перестаёт плакать... Все, чем, по большому счету, занимаются сейчас твои адвокаты, можно назвать погремушками. Они шумят, суетятся, бегают по тюрьме с жалобами, договариваются о смене тебе камеры на меньшую с чешским унитазом вместо обычной параши, ежедневно развлекают тебя пустыми разговорами… А ты радуешься. Вот теперь они хотят, чтобы твой портрет появился на первых страницах газет, словно ты - Ходорковский или генерал Бульбов. Но нужно ли это для дела? Поможет ли это тебе? А, может, только навредит? Ведь ни Ходора, ни Бульбова не обвиняют, как тебя, в убийствах... А как ты, интересно, собираешься в газетах объяснить причину твоего ареста? Расскажешь правду о своих взаимоотношениях с Рахимовым? Обвинишь во всем Кремль? И что будет после этого?.. Неужели ты думаешь, я не мог все это, с газетами, организовать ранее? Но я не стал этого делать, чтобы не мешать людям в СК и в прокуратуре спокойно разобраться в нашем деле... Или тебе хочется, чтобы твоя физиономия появилась сейчас на первой странице "Коммерсанта"?.. "
Изместьев угрюмо молчал.
"Мне лично это не нужно. Даже, если там будет говориться и про меня, - сказал я. - А кому нужно? Адвокатам? А, может, следователям? Чтобы, подняв снова шумиху в прессе о "сенаторе-убийце", лишить нас возможной поддержки в Генпрокуратуре и в коридорах власти?.."
"Ну, с газетами ладно, - проговорил Изместьев. - Сам с ними решай..."
"А с заменой камеры, это ты считаешь нормально? - Не мог успокоиться я. - Да еще платить за эту камеру 6 тысяч долларов!.. Только, пожалуйста, меня во всё это не впутывайте. А то уже какие-то черти звонят и говорят, что хотят поговорить со мной на эту тему. И, якобы, ты дал им мой телефон".
Изместьев пробурчал в ответ что-то невнятное, типа того, что он, дескать, хотел, чтобы этими вопросами занимались его новые адвокаты, но ему кто-то сказал, что "мы будем иметь дело только с адвокатом Беляком".
"Спасибо за честь, но я такими вопросами не занимаюсь, - сказал я. - А ты, не думаешь, что, возможно, это - провокация с целью вывести меня из дела?.. Короче, тему с новой камерой закрыли. Но имей в виду, здесь, в Бутырке, таких цен вообще нет! Здесь абсолютно все можно купить за 100 долларов, максимум - за 200! С тебя, как с человека богатого, в виде исключения могут попросить 300. Но если ты и дальше будешь слушать погремушки, да еще и вести себя как лох, то я тебе могу только посочувствовать: тебя в любой тюрьме или зоне начнут разводить на деньги. Ведь для всех ты - "золотой телец". А сделают из тебя "золотую корову", которую начнут усиленно доить все подряд - от зэков до хозяина. И еще начнут возить по разным колониям: в одной отремонтируешь за свой счет бараки, в другой - поменяешь сантехнику и водопровод, в третьей - починишь административный корпус или закупишь новое оборудование для лагерного производства. В общем, познакомиться с географией страны, а заодно посмотреть остатки Архипелага ГУЛАГ у тебя возможность будет. А если совсем сломаешься или хозяин попадется конченый гад, то покупать будешь еще и его родственникам машины да жилье: за внеочередное свидание или мелкие поблажки - “Мерседес”, за камеру с окошком на южную строну - квартиру в Сочи, за защиту от сокамерника, сексуального маньяка - квартиру в Москве или дом в Испании..."
“Но Ходорковского ведь так не доят”, - попытался возразить Изместьев.
“У Ходорковского статья - мошенничество, куча толковых адвокатов, все правозащитники и масса сторонников по всему миру”.
На какое-то время мои слова возымели на Изместьева действие, но совсем на короткое.
И пока я несколько дней отсутствовал, занимаясь с Жириновским рассмотрением в Верховном суде его жалоб, связанных с проведением очередной избирательной кампании, Изместьев согласился дать подробные показания. В присутствии новых адвокатов он наговорил следователю такого, о чем говорить, в тот момент, явно не стоило. В том числе назвал имена свидетелей защиты, послечего многих из них можно было смело вычеркивать из наших списков. Все это расходилось с позицией, которую мы с ним согласовали, и давало мне повод всерьез задуматься о том, стоит ли вообще продолжать эту работу дальше.
И дело тут вовсе не в адвокатах, а в - Изместьеве. И я рассказываю об этом так подробно, чтобы было понятно, как он вел себя на предварительном следствии, и почему в итоге, получил ПыЖа, хотя вполне мог бы, даже при неизменности показаний Финагина и Иванова, отделаться обычным заключением.
Сергей Беляк
Продолжение следует