 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Среда, 25 декабря 2024 | » Расширенный поиск |
 Жизнь после России. Продолжение.
Прежде чем перейти к попытке описания ключевых параметров нового государства, которое может возникнуть на руинах РФ, коснёмся вопроса о российской политической традиции и ее роли в формировании будущей нашей государственности. Традиция эта складывалась почти 1 200 лет — со времени призвания варягов (а не 700 и тем паче не 500 лет, как полагают многие исследователи). Соответственно, российская политическая традиция есть ровесница и непременная историческая спутница нашей цивилизации как таковой. Подошедшей к своему критическому, "изломному" возрасту (всё те же 1 200 лет). Важнейший компонент российской политической традиции: государство не имманентно русскому человеку (народу), а трансцендентно ему. Государство не формируется русскими людьми, а дается им извне. Сверху или сбоку — как получится. Для нашей страны — это единственно нормальное и привычное положение вещей, первейшая предпосылка как существования государства, так и его пакта с народом, живущим и жизнедействующим в формальных пределах государственных границ. Источник происхождения государства не может быть доподлинно известен и стопроцентно понятен русскому человеку. Дистанция между государством (верховной властью) и народом всегда должна быть ощутимой (осязаемой) и непреодолимой. Дистанция поддерживает тайну этого трансцендентного государства. Если и когда дистанция и тайна исчезают, русский человек перестает уважать государство, ценить его и, соответственно, повиноваться ему. На нашей живой памяти так было. В конце 1980-х. Когда выяснилось, что власть КПСС не дана свыше, а Михаил Горбачев — вовсе не верховный жрец единственно правильной религии коммунизма, а обычный "Райкин-муж", которого можно убрать простым человеческим голосованием. То же случилось далее и с Борисом Ельциным. При Владимире Путине дистанция вновь появилась, а устранение верховной власти обычными людскими руками стало невозможным. В результате чего психологически комфортное для русского человека восприятие власти/государства было, в известной немалой степени, восстановлено. Русский житель не ждет от государства милости и заботы, нежности и облегчения. Государство в России существует не для того. Его основная миссия сводится к четырем "П": принуждение, пространство, победы, подвиги. Принуждение народа к труду и образованию; удержание гигантских пространств и границ расселения русского человека, что никак не возможно без архимощной государственной силы; победы над внешними противниками и обстоятельствами; подвиги, о которых будет говорить "цивилизованный мир" (спасли-прикрыли Европу от монголов; спасли человечество от нацизма; открыли для человека дорогу в космос; пусть не богоизбранный народ, зато народ-богоносец, и неизвестно еще, что круче — ведь добровольное бремя без отчетливого призвания есть жертва больше еврейской). Пока государство соответствует в народном сознании четырем "П", оно — легитимно. И имеет право на всё, включая попрание любых формальных законов и насилие в отношении своего народонаселения. Популярность власти для русского политсознания (а наипаче для бессознательного) — это и есть, по существу, легитимность. Наша традиция не предполагает, что народ выбирает себе верховную власть. Поэтому оценка народом может быть не количественная, рейтинговая (20% туда или 30% обратно), а только качественная, в рамках двоичного политического кода: правитель или легитимен, или нет. Третьего не существует. Пока власть легитимна, она устойчива. Когда она преодолевает сверху вниз качественный барьер и теряет легитимность — текущей государственности приходит конец (1605, 1917, 1991 гг.). Соответственно, оппозиция бывает легитимной — то есть сильной и право имеющей — только при нелигитимной власти. Никак иначе и никогда. Например, при Ельцине КПРФ была — в народном восприятии, а не на самом деле, конечно, — серьезной силой, готовой и способной прийти к власти. При Путине — КПРФ закончилась, хотя число приверженцев ее взглядов не уменьшилось. Правитель, который в полной мере воплощает все четыре государственные "П", всегда легитимен и достоин уважения со стороны русского народа. При жизни и после смерти. Не случайно за два посткоммунистических десятилетия так и не удалось, несмотря на сверхназойливые усилия, развенчать Иосифа Сталина. Точнее: не удалось убить народное уважение к Сталину. Генералиссимусом всемерно стращали, потом пытались делать его смешным — ничего, по большому счету, не сработало. Лучшие русские актеры играли "плохого Сталина", "недостойного Сталина", даже "трусливого Сталина", а потом поражались, почему зритель в массе своей все-таки сочувствует тирану. Образу, которому не хочет сочувствовать даже несущий его актер. Все это потому, что с точки зрения нашего традиционного политического бессознательного, Сталин полностью справился со своей миссией как большой государственный лидер (4 "П"). А то, что миллионы людей поубивал, — так то нормальная цена для истинного вопроса. Человеческая жизнь у нас никогда не ценилась слишком дорого. И если пробил час отдать мириады таких недорогих материальных жизней заради воплощения государственного идеала — почему нет? Надо до алмазного закала Прокалить всю толщу бытия! Если ж дров в печи плавильной мало, Господи — вот плоть моя! Стихи Волошина, между прочим. Государство Российское для его постоянного, завсегдашнего обитателя — не друг и не родственник, не отец и не мать. И уж тем более — не "наёмный менеджер", каким грезили наши либералы из начала 1990-х. А — строгий учитель. Который неизвестно кем назначен. Да нам и не важно, кем. Кем надо, тем и назначен — потому и учитель. Учитель заставляет нас приходить в школу каждый Божий день к восьми тридцати утра. Мы не хотим. Хотим спать. Лениться хотим. Но встаем и идем. Потому что только подавляющей волей учителя мы сможем стать людьми. Мы не то чтобы любим учителя, даже подчас ненавидим его. Но мы признаем его право принуждать и подавлять нас. Ради нашего же блага. Ведь если б не острая указка и грубая линейка учителя, его угрожающий взгляд и тамтамовый голос, мы никогда не проснулись бы до рассвета. Мы расползлись бы в наших просторах и растворились бы в чужой истории. От учителя жаждем мы не снисхождения и доброты, но победительного насилия, берущего верх над нашим органическим нежеланием трудиться и просвещаться. Насилием, за которым потом и всегда приходит благодарность. Нам не требуется знать, с кем спит учитель, что он пьёт и где покупает огуречный рассол. Более того: все эти знания нам вредны. Ведь узнай мы это всё, исчезнет дистанция — и учитель станет слишком плотским, слишком понятным, и, тем самым, как бы уже и не учителем вовсе. А всего лишь одним из нас, незадачливых разгильдяев. В нашей школе нет закона кроме того, что установлен учителем. И жаловаться на учителя некому. Надо терпеть. Ибо всё, что терпим, — ради нашего выживания и спасения, в конце концов. Но всё сказанное не значит, что государство для русского человека тотально. Это не так. Государство — макромир, обнимающий человека со всех внешних сторон. В макромире государство реализует свои цели, высокие и внешние, перпендикулярные обычному человеку. А у этого обычного русского человека есть еще микромир, сотканный из бытовой, культурной и религиозной традиций. И та самая "тайная свобода", воспетая главными русскими поэтами, названная своим именем или неназванная — это право жить в микромире, защищенном от государственного проникновения. Русские микромиры неисчислимы. У древнего крестьянина был свой микромир. А у позднесоветского интеллигента — свой. Но сам принцип прошел через нашу историю в неизменности. "Мы принадлежим помещику, но земля принадлежит нам". "Мы порабощены государством, но нашу скромную святость и бедный обряд никто у нас не отнимет". "Мы ходим на партсобрания, но под одеялом читаем Солженицына, и это наше право, и наше безмолвное счастье". Потому мы спокойно жили и под монгольским игом, и под коммунистическим тоталитаризмом. Ничего страшного. Учитель велик и страшен, но он никогда не знает, когда ученик курит в дальнем углу школьного двора. Учитель священен, но пространство, куда не проникает луч глаза его, — еще святей. И по этой самой причине все реформы в России, которые затрагивали сложившиеся микромиры, всегда были болезненными и непопулярными. Начиная с Крещения Руси. Включая великие освободительные реформы 1860-х, покусившиеся на тайну крестьянских отношений с мистическою русскою землей. "Верхушечные реформы", которые не затрагивали тайную свободу и "бедный обряд", всегда проходили спокойно и мирно. Глубинные, нутряные — никогда. Но народ, недовольный реформами, принимали их результаты при условии, что государство могло заставить его. Всё те же четыре "П" — строгий учитель, ломающий ученика через колено ради блага последнего. Те реформы в русской истории считались и считаются успешными, какие удалось "дожать". Не бросив на полпути. Каких бы жертв реформы ни стоили. Эти успешные реформы делались теми, кто твердо понимал для себя благо народное лучше, чем сам народ. Благо народа — вторично по отношению к благу государства. Не наоборот. Такова русская политическая традиция. Тот же, кто в реформах преизбыточно рефлексировал, пугался треволнений, останавливался на пол-или четвертьпути, обречен был поражению. Но никогда еще русский народ не сказал "спасибо" за отмененные или непроведенные реформы. Начал — заканчивай. На этих четырех ножках по имени "П" стоит стол под названием "Россия". Если одна ножка надломилась — государство теряет устойчивость. Сломались две ножки — валится набок. О трех и четырех уже и не говорим. Почему ельцинское государство постоянно страдало тяжелой истероидной лихорадкой? Потому что было злым, "антинародным"? Полноте! После всех веков темной крови?! Ельцинское государство не выполняло обязательную программу из четырех "П", вот почему. Оно не удержало русского пространства, бестрепетно отдав даже сердечную сестру Украину. Часто проигрывало, когда надо было побеждать, но главное — не могло скрыть от народа своих поражений и придумать помпезных побед. Не совершило достоверно известных подвигов. И не могло, увы ему, как следует принуждать. По тем же причинам русский народ Ивана Васильевича Грозного признавал, а Бориса Годунова — сдал. К тому же происхождение Годунова-царя было слишком уж из земли, а потому, с русской точки зрения, и вызывало неисчерпаемые сомнения. Чтобы создать новое государство, надо понимать традицию. Но надо и знать, что все новое в России возводится на болоте, как Санкт-Петербург. Твердой почвы, чтобы оттолкнуться рациональным усилием конечностей, не существует. Строить должен тот, кто: а) очень хочет строить, во что бы то ни стало; б) понимает свой собственный образ русского будущего; в) верит, что именно его план строительства нужен и необходим России; г) способен навязать себя — заставить Россию принять себя и свой план; д) умеет догадаться, где и в чем лежит заветная награда. Только так. Не надо спрашивать у России, что ей требуется сегодня. Надо объяснить России, что ей потребуется завтра. ЧТО НУЖНО РОССИИ? В обозримом историческом будущем России необходимо демократическое государство, официальной и фактической целью которого будет сохранение и развитие русской (российской) цивилизации. Здесь и далее слова "русский" и "российский" используются как синонимы. ПРЕДПОСЫЛКИ НОВОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ Предпосылки эти были перечислены в первой части этой статьи ("Завтра", 2009, № 30). Там же было обещано описать их несколько подробнее. Попытаемся выполнить обещанное. 1. Крушение Российской Федерации. Российская Федерация есть реализация классической государственной модели, которую для удобства можно назвать "постсоветской" (хотя этот термин, разумеется, отнюдь не идеален, но развернутая полемика по его поводу не относится к задачам читаемого вами текста). Постсоветская государственность предполагает прежде всего: случайность как принцип формирования правящей элиты — "в нужное время в нужном месте"; авторитаризм и застой как способы закрепления результатов счастливой исторической случайности и, таким образом, грубого/чернового состава элит; паразитизм элит как принцип их существования и управления подведомственной территорией; невозможность созидательной стратегии, принцип вечного транзита из СССР в никуда, позволяющий отказаться от советских обязательств (при сохранении части советских символов), не возлагая на себя никаких новых принципиальных/системных обязанностей. В современной российском исполнении постсоветский режим есть классическая монетократия — власть денег. Эта государственность должна рухнуть в близком историческом будущем по одной лишь главной причине. Источником легитимности монетократической государственности по определению являются деньги. Субстанция денег. Эта субстанция — и только она — обеспечивает связность элит, а также управленческого механизма и по вертикали (от начальников к подчиненным, от Центра к регионам), и по горизонтали (между важными административно-экономическими партнерами). Государственные деньги РФ скоро заканчиваются. По оценке Минфина РФ, финансовые резервы, позволяющие решать любые вопросы экономического, социального, политического и метафизического свойства, истекают в конце 2010 г. Значит, на самом деле — еще раньше. Когда денег не станет, не станет и клея, скрепляющего скелет страны. "Если у вас больше нет чудотворного эликсира денег, то зачем вы нам?" Мы помним: точно так же советская власть прошла точку невозврата в своем движении к краху тогда и именно тогда, когда у нее закончился коммунизм — ее источник легитимности. Распад советской империи стал необратим 15 марта 1990 года — в этот день Михаил Горбачев избрался президентом СССР, обесценив тем самым сакральную жреческую вертикаль во главе с Генеральным секретарем ЦК КПСС. "Если у вас больше нет сакрального эликсира эксклюзивно эффективной идеологии, зачем вы нам?" Крушение РФ не зависит от наличия либо отсутствия политической оппозиции в стране. Сегодня оппозиции нет, но систему это не спасёт. Если у человека иссякают жизненные силы, он должен умереть — независимо от того, есть ли у его жены любовник, готовый жениться на вдове после кончины законного супруга. Есть любовник — хорошо, вдова не останется одинокой. Нет любовника — останется. Пока и если прекрасный принц не явится на захудалой кобыле. Как писал академик Опарин (по учебнику которого я готовился некогда к поступлению в медицинский институт), все процессы в природе, включая старение и смерть, необратимы. 2. Кризис российской цивилизации. Сама наша цивилизация, существующая в разных государственных оболочках с IX века, находится в глубоком кризисе. Опираясь на сумму выводов, к которым пришли в разные времена классики полицивилизационного подхода (Шпенглер, Тойнби, К. Леонтьев и другие), мы можем констатировать в сегодняшней РФ наличие некоторых важнейших признаков упадка. В частности, такие. Правящая элита полностью сняла с себя обязанность производства позитивных этических и эстетических образцов для народных масс. На любые беды — у них один ответ: "Мы снимаем и показываем "Дом-2", потому что народу нравится". Представьте себе учителя, провозглашающего: я ругаюсь матом на уроках, потому что моих учеников это забавляет. Я даю детям наркотики, потому что детям это нравится. Я продаю ученикам алкоголь, потому что их родители готовы за него платить. Элита, которая забыла, что ее исключительное право принимать важнейшие решение жестко обусловлено обязанностью генерировать позитивные образцы и распространять их, в том числе и собственным примером — первейший признак упадка цивилизации. См. всемирную историю. Далее. Правящая элита уже совершенно открыто декларирует, что не знает, как решать острые и острейшие проблемы страны. И элиту это не смущает. Ее основной посыл: эти проблемы не нами созданы и, по-видимому, в принципе не подлежат решению. А значит — и ответственному обсуждению. Например — проблема Чечни и кадыровщины как политического явления/стандарта. Правители России признают, что индивидуально-коллективный Рамзан Кадыров полностью вышел из-под контроля и в любой момент может сделать данницей Чечни всю Россию (точнее, любую точку ее пространства — вся экстенсивная Россия Кадырову просто не нужна, ибо слишком обременительна). И что же они собираются делать? Ничего. Просто ничего. А что бы вы сделали? — вот их ответ. То же — и с экономическим кризисом. Мы уже много раз слышали, что кризис пришел к нам из США. В этом утверждении — вся антикризисная стратегия. Другой нет. Позиция РФ-элит: мы не виноваты, а раз мы не виноваты, почему мы должны отвечать? Власть в современной России не подразумевает ответственности. А предполагает только право приобретения материальных и приравненных к ним благ за счет того или иного властного ресурса. Такое поведение правящей элиты безусловно указует на состояние цивилизационого упадка. И, конечно, — народные массы. У масс и элит в сегодняшней РФ нет общих интересов. Они живут в разных мирах, граница между которыми охраняется куда тщательнее государственной. Это — третий признак кризиса цивилизации. Газетный формат не позволяет нам углубляться в дальнейшие подробности. К сожалению или к счастью, все уже понятно и без избытка слов. Можно ли преодолеть цивилизационный кризис и сохранить русскую цивилизацию, открыв перед нею новые перспе ктивы развития? Вероятно, можно. Но только путем создания нового российского государства.Следовательно, новая государственность, альтернативная умирающей нынешней, становится императивом для тех, кто считает, что русская цивилизация представляет собою непреходящую ценность и должна жить в истории до последних её, истории, дней. Старая государственность может просуществовать еще некоторое время, но спасти русскую цивилизацию в рамках и пределах этой государственности — невозможно. ТОЧКА КРИСТАЛЛИЗАЦИИ НОВОЙ ЭЛИТЫ Для создания новой российской государственности необходим коллективный субъект — зародыш правящей элиты следующей России. Основные критерии, которым должны отвечать индивидуальные члены этого коллективного субъекта, примерно и в основном таковы: а) онтологическая и психологическая готовность заниматься столь сложным и, возможно, неблагодарным делом, как построение нового государства на российской территории; б) органическое и честное отчуждение от базовых ценностей постсоветской монетократии; в) отсутствие криптонаркотической зависимости от общества потребления, его фундаментальных установок; г) способность мыслить историческими и политическими категориями скорее, чем деловыми и финансовыми; д) отсутствие комплекса неполноценности перед Западом (метафизической Большой Европой). В России такие люди есть, но их мало. Критической массы точно нет. Значит, новая элита должна быть импортирована. Ее основу, вполне возможно, составят потомки трех эмиграций, преимущественно — первой. То есть: западные жители, ощущающие себя русскими и способные увидеть позитивный вызов в проекте построения новой российской государственности. Вероятно, особую роль в этой импортной критической массе могут сыграть потомки российских дворян, рожденные на Западе после и по причине эмиграции их прямых и косвенных предков. Опыт общения с такими людьми показывает: там есть, на что надеяться, кого ловить. Может быть. В России к таким людям могут присоединиться редкие — при том не уставшие и не разочаровавшиеся до конца — носители контрольного пакета вышеперечисленных ценностей. В первую голову, провинциальная интеллигенция, оставшаяся вне пространства гламура, зато сохранившая (каким-то непостижимым с точки зрения социальной физики образом) основные интеллигентские черты: ответственность и боль. И тем отличающаяся принципиально от постсоветской постинтеллигенции, которая сегодня стала доминирующей интеллектуальной прослойкой, несущей себе подобным и неподобным сообщение о спасительном избавлении от ответственности: все попытки русской интеллигенции решить проблемы России и народа заканчивались плохо для всех троих: России, интеллигенции, народа. Потому благословим эпоху, которая не призывает нас ни к чему подобному. (Это их точка зрения, не моя и не наша). ВНЕШНИЕ ЭНЕРГИИ Барон Мюнхгаузен умел вытащить сам себя из болота за волосы. Но мы так не сможем. Для построения на историческом пустыре нового государства потребуются и внешние по отношению к России энергии. Источников этих энергий потенциально — три: — пассионарные кавказские племена, гордые и жестоковыйные; но у нет них никакой необходимости, а равно и возможности выстраивать большую Россию с нуля нет — и не будет; — Китай; здесь есть потребность в малонаселенных территориях и изобильных природных ресурсах Сибири/Дальнего Востока, но — ни малейшей потребности в России как целостном, внутренне непротиворечивом государстве; наверное, Китай в перспективе не возражал бы разделить территорию современной РФ по Уральскому хребту все с теми же пассионарными кавказскими племенами — не более и не менее того; — Запад (США + титульная Европа). В нашем случае реален, а потому и прагматически продуктивен только третий вариант. До периода Обамы многие члены Запада склонны были — хотя и далеко не все, разумеется — считать Россию абсолютным злом, которая пусть бы и распалась на несколько единиц или даже десятков квазигосударств. В обамический период все они должны осознать, что возвышение кавказских племен по древнемонгольскому сценарию плюс фактическое (пусть даже не формальное) приобретение Китаем контроля над азиатской частью нынешней территории РФ — это для Запада катастрофическая комедия. Не обязательно осознают, но шанс объяснить есть. А если объяснить — они станут коспонсорами нашей новой государственности. На каких условиях? Отдельный вопрос. Обсудим немного позже. МОНАРХИЯ Теперь — несколько слов о государственной модели / политическом строе следующей России. Демократия, безусловно, нужна России, так как только демократия позволит рекрутировать из отечественного (неимпортного) человеческого материала элитный пласт, замещающий отлетающих монетократов. Но традиционная западная (евроатлантическая) демократия на российской почве невозможна. Почему? Потому что необходимым условием такой демократии является имманентность государства народу. Которая и определяет формы и контуры гражданина как субъекта политики. В России же исторически государство, как мы излагали здесь выше, трансцендентно народу. И по-другому у нас государство никогда не приживалось и не жило. Отсюда: единственная форма, при которой в России возможна демократия, есть конституционная монархия. При такой форме и волки истории сыты, и овцы вожделения целы. Монарх — трансцендентен, отделен от своего народа той самой сакральной дистанцией, существует прежде всякой политики (предполитичен) и независим от нее, невыбираем, неизменен и несменяем (во всяком случае, вопреки собственной воле и/или на протяжении своей физической жизни). Но исполнительная (Правительство, корпус глав регионов) и законодательная (общенациональный Парламент и региональные парламенты) власть формируются на вполне свободных демократических выборах. У этих ветвей власти не будет сакрального статуса, но и необходимости в подобном статусе у них нет. Сегодня одни выбраны — завтра другие. Важно, чтобы монарх гарантировал существование государства как такового во веки веков. В описываемой системе, наряду с монархом, существует двухпалатный парламент. Почти как сейчас, но не совсем. Нижняя палата — Государственная дума — избирается целиком по партийным спискам и самостоятельно, без вмешательств извне формирует Правительство. А также, если и когда нужно, отправляет Правительство в отставку. Верхняя палата — Сенат — формируется путем прямых выборов по мажоритарным округам. Сенат наделен правом вето на законы, принимаемые Думой, а также назначает некоторые властные и/или контрольные инстанции, не относимые к исполнительной власти: главу Центробанка, аудиторов Счетной Палаты, некоторые др. Монарх в такой системе: — выступает гарантом Конституции — обладает правом вето на любые конституционные изменения, предлагаемые (одобренные) законодательной и исполнительной властью; — гарантирует права и свободы человека; среди прочего, единолично назначает Уполномоченного по правам человека; — назначает судебную власть — судей и генерального прокурора (возможный путь к независимости третьей власти от первых двух); — является верховным политическим арбитром — в частности, распускает Государственную думу в некоторых определенных Конституцией случаях (неспособность Государственной думы своевременно сформировать правительство, систематическое неисполнение Думой ее конституционных обязанностей и т.п.); имеет право увольнять губернаторов на основании ходатайств законодательных собраний регионов или, напротив, распускать законодательные собрания по просьбе Сената — и кое-что еще, вполне подобное изложенному; — называется Верховным главнокомандующим; объявляет и прекращает войны; присваивает высшие воинские звания и награды; во время официальной войны держит в непосредственном подчинении Генеральный штаб. Вот такие функции. Достаточно, чтобы гарантировать целостность системы, с одной стороны, и независимость ее ключевых элементов друг от друга (но не от монарха) — с другой. Монархия, разумеется, должна быть династическая и наследственная. Наследник определяется волей царствующего монарха, и только ею (но не династическими законами). Лучше всего — вернуть формально Романовых, чтобы легче было объяснить народу, откуда династия вообще взялась и почему есть историко-правовые основания для ее возвращения. Монарх, разумеется, должен соответствовать критериям, означенным выше для новой элиты в целом. Это значит, что он, вероятно, будет настоящим иностранцем, но с российско-имперской династической кровью и хотя бы относительно четким представлением, где и в чем находится сегодня Россия. Оптимальный (хотя совсем не единственный) кандидат — принц Майкл Кентский, двоюродный брат британской королевы Елизаветы II и легитимный потомок новомученика Николая II. Впрочем, обсуждение подходящих фигур для русского престола останется за пределами этой статьи. И без того — слишком много всего. Кто установит (восстановит) монархию в России? Учредительное собрание. Которое было незаконно прервано в 1918 году. Приходит время прекратить его перерыв. Это же Учредительное собрание примет новую Конституцию России. Вы думаете, все это — фантастика? Конечно. Кто бы спорил. Но в России сбываются, как правило, именно фантастические сюжеты. Если бы 20 лет назад, летом 1989-го, вам, дорогой читатель, сказали, что Советского Союза вот-вот не станет, потом всю Россию очень быстро, сплошь и наискось приватизируют, а править ею будет групповой киборг по имени Абрамович, — как бы вы это прокомментировали? Тогда, не сейчас? Станислав Белковский Материал газеты "Завтра" Его Королевское Высочество принц Великобритании и Северной Ирландии Майкл Кентский в будке паровоза П36-0032. Фото parovoz.com |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
