ГЛАВНАЯ | НОВОСТИ | ПУБЛИКАЦИИ | МНЕНИЯ | АВТОРЫ | ТЕМЫ |
Среда, 25 декабря 2024 | » Расширенный поиск |
2024-02-12
Дмитрий Селезнев
Война – это хаос, который каждая из сторон пытается организовать и направить против другой
Главный редактор "АПН Северо-Запад" Андрей Дмитриев беседует с Дмитрием Селезневым, военкором, с первых дней работающим на СВО. Недавно у него вышла книга «Беспокоящий огонь», где собраны впечатления и размышления о текущих боевых действиях. Русские начинают осмысливать войну, ее философию и психологию в литературе. Ценно то, что книга написана в консервативном спокойном стиле – вопли про «перемогу» и скорое взятие Львова, а то и Лондона, можно оставить завсегдатаям телевизионных ток-шоу. Интервью о принципах проекта WarGonzo, где он работает, эмоциях и амбициях Пригожина и Стрелкова, а также о комбайне войны и пределе устойчивости неприятеля. Материал опубликован на портале konkretno.ru. – «Беспокоящий огонь» – фронтовые заметки репортера WARgonzo – одного из ключевых проектов российской военной журналистики. Как ты попал в команду Семна Пегова? Как проект устроен изнутри сейчас? Есть ли какие-то принципы внутренней журналистской этики (если не раскрываем военную тайну, конечно)? – Фигурой, которая стала поводом для знакомства, был Эдуард Лимонов. Семен, работая на LifeNews брал у политика интервью. И я, будучи одним из «преторианцев» (охранников) Лимонова, с ним познакомился. Когда началась война в Нагорном Карабахе, поехал туда в качестве начинающего военного корреспондента, а Пегов – уже опытным военкором. Затем мы с ним съездили в Казахстан, где были массовые беспорядки. А когда началась СВО, мы прибыли на Донбасс. Потом к нам присоединились еще люди, и мы стали работать командой. Ты спрашиваешь, как проект устроен изнутри. Этого можно считать военной тайной. Одно могу сказать, что у WarGonzo несколько анархическая структура. То есть gonzo – это значит немножко анархии. Есть ли какие-то принципы внутренней журналистской этики? Да, безусловно. Например, мы избегаем постить трупы и пленных. Не осуждаем коллег, которые это делают, но считаем, что для нас такое одиозно. Пленные – это просто люди, попавшие в унизительные обстоятельства, и показывать их унижение незачем. Далее. Тезисы о независимости журналистики мне кажутся полным лицемерием. Любой журналист, особенно на войне, выполняет определенную задачу. И помимо внешних факторов, формирующих политику издания, он прежде всего человек со своими убеждениями, и как бы ни старался, все равно будет предвзятым. Я себя позиционирую русским патриотом. И пусть читатель знает, что мои материалы написал человек, который выступает с российской стороны. Однако у меня есть свои принципы. В своих репортажах я не вру. Но при этом, если понимаю, что правда может нанести вред российской армии, репутации России, то не исключаю для себя какие-либо умолчания. – Донбасс – не первая твоя история в военной журналистике. Ты упомянул Карабах, а мы с тобой были ещё и на Пятидневной войне. Что общего и какие отличия ты увидел в столь разных горячих точках? – Прежде всего меня интересуют взаимоотношения людей в достаточно экстремальных условиях. Статусы, которые раньше были у них в мирной жизни, теряются. Люди становятся очень открытыми и экзальтированными. Можно сказать, что на войне интенсивность проявления эмоций зашкаливает. Находясь в одной лодке, люди готовы помогать друг другу, между ними сразу сокращается расстояние. Ты можешь познакомиться, войти в контакт, ну буквально, с любым человеком, и он тебе поможет, и ты в свою очередь будешь готов ему помогать, хотя, может быть, вы вообще увиделись впервые и больше никогда не встретитесь. А что касается отличий, конечно, это разная степень интенсивности. То есть, такой войны, которая сейчас идет на Украине, естественно, не то, что я, но и мой более опытный товарищ Пегов не видел. Даже в Сирии, где он был, такого не было. Интенсивность и объем применения разного типа вооружений на большой территории – такого не случалось ни в Карабахе, ни тем более в Пятидневной войне. Все это очень затянулось, и мы живем в таком военном положении уже достаточно долгое время. – Описывая в книге свой первый выезд на линию фронта (село Талаковка под Мариуполем), ты замечаешь: «Я как гуманитарий немного чувствую себя Пьером Безуховым. Правда, на мне не белый фрак и цилиндр по версии Толстого, а все-таки бронежилет и каска... Для меня, человека начитанного, пока что все представляется организованным безумием». Спустя почти два года эта оценка остается действительной? – Безусловно. Война – это хаос, который каждая из сторон пытается организовать и направить против другой. Одни люди пытаются убить других всеми возможными способами и придумками, используя свою фантазию и смекалку. Что это, как не безумие? А политики и идеологи, военкоры и писатели это безумие облекают в какую-то форму, чтобы его, возможно, даже и оправдать. Сейчас очень сложно этот хаос затолкнуть обратно, война живет по своим, противоречащей человеческой логике законам. Хаос вырвался наружу, и все пытаются им управлять. И с той стороны, и с нашей. Сам я, понятное дело, нахожусь на нашей стороне. – В «Беспокоящем огне» ты уделяешь немало внимания бойцам ЧВК «Вагнер», с которыми общался во время поездок на соледарское и артемовское направление. И описываешь эту военную машину с большим уважением. Как думаешь, почему ЧВК оказалось во многом эффективнее Минобороны на тот момент? И как сказывается сегодня на боевых действиях ликвидация этой структуры? – Я действительно считаю, что ЧВК «Вагнера» в качестве подразделения действительно было почти идеальным. Эта структура изыскивала какие-то новые методы войны в создавшихся условиях, что позволяло достигать больших результатов. У них была своя идеология. Отлично был поставлен пиар, работали с журналистами на пять с плюсом, просто приятно было с ними иметь дело. Минобороны – большая структура с бюрократией. Иногда эта бюрократия избыточна, что влияет на скорость процессов и принятия важных решений. А «вагнера» стремились минимизировать все издержки, выделять и ставить в иерархии людей с большими способностями. Поэтому у них получилось создать такую эффективную машину. И сегодня отсутствие «музыкантов» на фронте сказывается. Можно было им поручить провести операцию по взятию Харькова, например. И они бы, уверен, справились с этой задачей. Впрочем, у Минобороны тоже есть успехи, пусть и тактические. Для начала – они сдержали крупное контрнаступление противника, хотя Евгений Пригожин говорил, что не сдержат, но тут он ошибался. – Пегов весной 2023 года интервьюировал Пригожина, а после резкой критики руководства Минобороны с его стороны спросил, не задумывается ли тот о марше на Москву, на что Пригожин сказал: «Интересный вопрос». Что, на твой взгляд, подвигло его в итоге на мятеж, неужели рассчитывал в Кремль въехать? В итоге получилось, как Пригожину сказал Александр Лукашенко: «И сам погибнешь, и людей своих погубишь…». – Хочу отметить, что Семен не то что бы предложил пойти на Москву – он осторожно выразился, умеет задавать каверзные вопросы, это потом уже кто-то домысливает за него и выстраивает какие-то конспирологические теории. Я думаю, что Евгением Викторовичем все-таки руководил не столько расчет, сколько эмоции, хотя какие-то планы и ожидания, конечно же были. Но вот я бы хотел сделать в его действиях упор на эмоции. Война – это и про эмоции тоже. – Часть книги посвящена новым территориям Запорожья и Херсонщины, упоминается и такое явление как «ждуны», то есть часть населения, ожидающая возврата Украины. Насколько их много и как решать эту проблему? – Ну да, процент «ждунов» на освобожденных в ходе СВО территориях достаточно велик. И достаточно много людей уехало. Но многие уехавшие уже ищут пути возврата. Я недавно был в Бердянске, беседовал с местным журналистом, он мне рассказал о таких тенденциях. Что касается решения этой проблемы… Дело в том, что те законы и механизмы, которые были до СВО, уже не действуют. Часть людей, которые симпатизировали России, с развертыванием военных действий стали к ней относиться негативно. Был расчет, чтобы сделать эту операцию быстро и максимально безболезненно. Получилось не так как хотели. Но мы вынуждены двигаться дальше. А когда прекратятся военные действия, нелояльное население станет лояльным. Я в этом уверен. Тут сыграет свою роль и пропаганда, и культура. Россия умеет привлекать. Она сумеет этих людей сделать своими. – К исходу второго года СВО у нас появляется уже определенная военная библиотека. Дмитрий Стешин и Александр Коц выпустили сборники репортажей. Теперь – твой «Беспокоящий огонь». Ты согласен с тезисом о рождении новой военной литературы и что бы в ней выделил особо? – Каждая война новая, но я бы не сказал, что люди как-то пишут по-особенному. У военной журналистики есть свои традиции. Мы все пишем новое, опираясь на что-то старое. Чтобы я выделил... В телеграмме относительно недавно нашел канал некого Даниила Туленкова – зэка, который воевал в шторм Z. По-моему, на сегодняшний день он помилован по завершении контракта. Это очень интересно, что он писал. Во всяком случае, хорошо бы, чтобы Даниил запечатлел свой опыт и издал книжку. – Как ты оцениваешь обстановку на фронте на текущий момент. Иногда возникает ощущение цугцванга – контрнаступ у противника провалился, но и мы не можем похвастаться большими успехами в наступлении. Понятно, что давать прогнозы, когда возьмут ту же Авдеевку, уже считается неприличным, но все же? И каковы могут быть в реальности границы России по итогу СВО? – На тактическом уровне мы наступаем, но стратегического наступления и рывка нет. То есть, двигаемся вперед на какие-то сотни метров, какие-то километры. Вот, под Авдеевкой продвинулись и, наверное, она наконец-то скоро падет – думаю, что к выборам президента РФ. Но при этом, дороги, по которым ты раньше ездил с относительно небольшой долей риска, сейчас стали очень опасны. У ВСУ появились новые технические возможности дотянуться до них, такие как FPV-дроны, беспилотники со сбросами. И хотя фронт отошел от Донецка, из районов, которые ближе всего к фронту находятся, каждый день сообщается о сбросах, причем не только на военных, но и на гражданских. Теперь люди находятся не только в зоне поражения артиллерией, как раньше, но и беспилотников. Из подъездов выходят и на небо озираются, я не шучу. Чуть ли не пол-Горловки в зоне поражения FPV, идет охота на военные УАЗы. А по трассе Ясиноватая-Горловка сейчас ехать очень рисково, постоянно появляются беспилотники, которые долбят машины. В целом, если все будет и дальше продолжаться в том же духе, а фронт двигаться так медленно, то Украина станет диким полем. Такое движение оставляет за собой мертвую территорию. Это как будто комбайн войны движется и молотит все подряд, дома, перелески, лесополосы. И будет такая мертвая зона, как, например, под Бахмутом. Я ездил там – это впечатляющее зрелище. Но есть нюанс. Я думаю, что Кремль, все равно как минимум будет настаивать, чтобы оставшаяся часть Украины была нейтральной. Чтобы правительство, которое там встанет у власти, было лояльным России. – У нас зачастую общественность не замечает реальных серьезных проблем фронта, предпочитая ругаться по поводу «голых вечеринок», сбежавших артистов эстрады и прочей ерунды. А ты бы что выделил из требующего срочного решения? – Проблемы мобилизованных. Во-первых, бессрочный срок пребывания в зоне СВО – несправедливый. Даже зэки могут раньше отслужить, хотя они выполняют самую опасную работу. Во-вторых, местами плохо налажена коммуникация. У меня есть родственники дальние, у женщины двое детей, она еще двойней беременна, а муж в зоне СВО пропал. То есть она не может его найти, пропала связь с ним. Ей начали звонить с той стороны, говорить, что муж находится у них, требуйте, чтобы в списки (на обмен) включили. А она не может найти информацию и не знает, что ей делать. Я считаю, военкомат должен обеспечивать связь между семьей и мобилизованным. Забрали человека – будьте любезны нести за него ответственность и давать требуемую информацию. Где он, что с ним. Погиб, взят в плен – тогда нужно стремиться его обменять. Она стучится в военкомат, а там руками разводят, его статус непонятен. Ясное дело, что с той стороны могут быть просто мошенники, но они не просто же так ей стали звонить! – Экс-министру обороны и Герою ДНР Игорю Стрелкову дали 4 года лишения свободы за экстремизм – когда он выражал в соцсетях негодование по поводу невыплат зарплат донецким военнослужащим и сомневался по поводу защищенности Крыма. Что думаешь по этому поводу? – Я считаю, что Стрелков позволял себе может и правдивые, но контрпродуктивные высказывания. И украинская пропаганда его высказывания использовала. Но безусловно, в тюрьме сидеть за это не должен. Вот что могу сказать. – А вот премьер-министр Нидерландов Марк Рютте ободрил посадку Стрелкова: «Это начало, но мы хотим гораздо большего... Нидерланды продолжают добиваться, чтобы Гиркин отбывал наказание здесь». Твой комментарий? – Не думаю, что Стрелкова могут выдать Нидерландам. Это было бы какой-то запредельной подлостью. – Каковы твои дальнейшие планы? Многие ждут заметок об упомянутом выше Лимонове, которого ты хорошо знал и сопровождал в последние годы жизни в поездках в разные страны, например, в Италию. Или все же СВО? – У меня были планы по книжке о Лимонове, и мы на WarGonzo публиковали часть моих заметок по первой поездке в Италию. Но дальнейшая работа действительно затормозилась из-за СВО. Я сейчас погружен именно в эту повестку. И, к сожалению, времени, чтобы обработать свои прошлые записи и впечатления у меня сейчас нет. Думаю, что Лимонов тоже бы считал, что прежде всего нужно показывать события, которые являются пульсирующим нервом нашего времени. А книгу о нем когда-нибудь сделаю обязательно. Честно говоря, Эдуарда в это тяжелое время, его мнения, его высказываний не хватает. Вот так вот. |
|