ГЛАВНАЯ | НОВОСТИ | ПУБЛИКАЦИИ | МНЕНИЯ | АВТОРЫ | ТЕМЫ |
Среда, 25 декабря 2024 | » Расширенный поиск |
2007-01-16
Олег Тюлькин
Контрреволюционная гидра
полемика со статьей Михаила Шевчука "Революционный планктон"
Революция в России, которая, может быть, случится в ближайшие полтора года, не будет ни буржуазной, ни либеральной. Ну, и пролетарской она, само собой, тоже не будет. У нее вообще не возможен хоть какой-нибудь идеологический или социальный знак. Гипотетическая «оранжевая» (или «ситцевая» – да какая угодно) революция в России станет банальной сменой приблизительно похожих правящих элит. Впрочем, так случилось и на родине «оранжизма», и в других странах (Грузия, Сербия), чей пример – сладкий сон нашей непримиримой оппозиции и единственное ее самооправдание. Классы и их отсутствие Традиционное определение общественного класса основывается на форме собственности, которая у той или иной социальной группы наличествует или отсутствует. Да, это формулировка давно забытого и списанного за ненадобностью научного коммунизма, но, собственно, до Маркса никто и не пытался выделить и описать общественные классы. Позже Владимир Ильич Ленин все это «творчески переработал», и сегодня даже люди среднего возраста, разбуди их среди ночи, произнесут без запинки: «Классы – это большие группы людей, различающиеся по их отношению к средствам производства, по их роли в общественной организации труда…» Ну, и далее по тексту. Марксистско-ленинские формулы вполне жизнеспособны и сегодня. У нас есть те, кто владеет средствами производства. Есть такие, кто не владеет ничем, кроме зубной щетки. Есть, разумеется, и те, кто активно пользуется отчужденными результатами труда. Но все равно что-то не срастается. Ленинская формулировка при всей ее внешней безупречности выглядит экспонатом антикварной лавки. На мой взгляд, все дело в том, что в сегодняшнем социально-классовом раскладе отсутствует эмоциональная окраска. То, что раньше называли «классовыми противоречиями». Сегодня и владелец, и босс, и менеджер, и простой работяга кормятся одними и теми же продуктами массовой культуры, одинаково подвержены воздействию государственной пропаганды, а в обеденный перерыв лопают курицу-гриль за соседними столиками в одном и том же фаст-фуде. Различия меж ними, безусловно, есть, но различия эти не слишком болезненны, чтоб превратиться в противоречия и стать источником конфликта. Да и примерять на себя собственность (а вместе с ней и ответственность) владельца средств производства простой пролетарий в наши дни страсть как не хочет. В гробу он видел эти средства производства. К тому же в нынешних экономических условиях отдать любое предприятие под рабочий контроль – значит, угробить его на корню. Кстати, с тем же успехом можно попытаться отдать коммерческую фирму на растерзание менеджерам низшего звена. Кого же агитировать в таких вот тупиковых классовых условиях? Кого угодно, только не классы. Они по природе своей никаких перемен не хотят. Потому что любые перемены (даже позитивные) – угроза стабильности, а, следовательно, существования. Классовый инстинкт самосохранения, знаете ли, тоже иногда срабатывает. В появившейся недавно книге Дмитрия Жвания «Путь хунвейбина» есть отличный пассаж: «Пытаться поднять народ, пытаться передать власть каким-нибудь мифическим Советам – значит вести революцию в пропасть. (…) С демагогией пора завязывать. Никакой народ мы не поднимем никогда на свете. Вести пропаганду нужно не среди рабочих, а среди тех, кто без революции себя не представляет. Это и будет контрэлита завтрашнего дня». У автора, который в течение двух десятилетий был (последовательно) анархистом, троцкистом, национал-большевиком и «движением имени Петра Алексеева» имеется достаточный опыт общения с неразумными гегемонами, поэтому нет никаких оснований не верить его выводам. Классов в их традиционном понимании в современном обществе нет. Надеяться на то, что удастся разбудить сознание какой-либо социальной группы, не приходится. Так можно всю жизнь исполнять роль сломанного будильника. Офисный отстой «Офисный планктон», о котором писал Михаил Шевчук , на мой непросвещенный взгляд – плохой материал для революции. Это даже для жизни не самый подходящий материал. В конце концов, никто ведь всерьез не рассматривает студентов, как движущую силу грядущих оранжевых бурь, а менеджеры низшего звена – это вчерашние студенты и вряд ли в их сознании через год после получения диплома произошли какие-либо качественные изменения. В дальнейшем они обрастают семьями, долгами по кредитам, КВНом по телевизору, личными проблемами, депрессиями и излишней массой тела. Тут не до революции. Это, скорее, контрреволюционная гидра, только не в силу преобладания консервативных тенденций, а по причине абсолютного цинизма и неверия ни во что, как ментальной доминанты.Максимум, чего можно ждать от «офисных» – это эмоциональной поддержки. Я знаком с десятком, наверное, таких «революционеров» 1991-го и 1993-го годов. Апогей бунтарской смелости (которая сопрягалась с неуемным употреблением вовнутрь) выглядел примерно так: в августе 1991-го на балконе вывешивался российский флаг, а в октябре 1993-го ресторанным лабухам заказывался Гимн СССР. В 2008-м эти ребята появятся в ближайшей пивной в футболках с перечеркнутым портретом Путина. В лучшем случае. Это максимум, на что способен «офисный планктон». Впрочем, спустя столетие не особо пытливым историкам хватит и этого, чтобы написать: «Социально окрепший средний класс приветствовал прогрессивные перемены, связанные со свержением репрессивного режима отставных чекистов. Эпоха путинской реставрации закончилась». Ноев ковчег Майдана Ученым еще предстоит просчитать социальный состав «оранжевого» Майдана. Не думаю, что процесс начнется очень скоро. В конце концов, это всего лишь научная цифирь, интересная узкому кругу профессиональных историков и социальных психологов. Кстати, в России изучать социальный состав революционных организаций XIX – начала XX веков взялись только в последнее десятилетие. Раньше по умолчанию считалось, что там был исключительно рабочий класс и редкие представители неразвитого крестьянства. На деле оказалось, что перед нами – классический Ноев ковчег. Каждой твари по паре. И рабочие были. И дворяне. И купцы. И студенты. И разночинцы (этих больше всего). Поэтому говорить о пролетарском характере событий октября 1917-го года уже давно считается дурным тоном. Кто же тогда выйдет на улицу в современной России? Если и не рабочий, и не манагер? Ну, кто-то да выйдет. На декабрьский «Марш несогласных» вышли четыре тысячи человек. Еще две тысячи, если верить организаторам, были задержаны по пути в Москву или в самой столице. Для первого раза более чем достаточно. В конце концов, будем объективны – российская революция произойдет в пределах Садового кольца, но осуществят ее не только москвичи. (Так же и в Киеве на Майдане протестовала вся неравнодушная Украина, а не одни лишь киевляне.) Даже Петербург, несмотря на все его статусы и претензии, большой роли в «ситцевом оранжизме» не сыграет. Другие регионы так и вовсе притихнут в ожидании развязки, а потом побегут клясться в верноподданичестве победителям. Никакой класс, никакая социальная группа не станет движущей силой. Ею станет критическая масса тех самых (опять цитирую Дмитрия Жвания), кто «без революции себя не представляет». Остальным придется принять правила игры. Даже репрессивному аппарату действующего политического режима. В конце концов, нелепая бравада силовиков по поводу «Марша несогласных» – это мычание огромной толпы гопников, обступивших двух очкариков. Двенадцать тысяч омоновцев, плюс неподдающиеся подсчету провокаторы в штатском против четырех тысяч «несогласных» – конечно сила. Но гопники сильны стадом. Вдвоем против одного они сильны, но даже один на один предпочитают не связываться. Поэтому, если оппозиции удастся в нужный момент создать настоящую критическую массу яростных человеков в центре Москвы – никакой ОМОН в драку не бросится. (Про «нашистов» и прочую опереточную тусовку даже вспоминать не будем.) Иными словами, классовая агитация не уместна. Лидерам непримиримой оппозиции нужно просто придумать, как привести в Москву десять-двенадцать тысяч активистов со всей страны. То, что они есть – всем давно известно. Убежден, что организационные моменты – это и есть та самая главная задача, которую в ближайшие полтора года придется решить оппозиции. Как перехитрить путинский репрессивный аппарат, как прятаться в поездах и автобусах, где прятаться по приезде в столицу… Успешное решение этой головоломки и станет залогом успеха. Одно только неясно. Чего потом-то будет? Неужели сразу – вожделенная свобода?.. |
|