 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Четверг, 26 декабря 2024 | » Расширенный поиск |
 Ленинградское дело: финал
В день 60-летия со дня смерти Иосифа Сталина "АПН Северо-Запад" публикует окончание исследования Алексея Волынца о "Ленинградском деле", котрое во многом определило траекторию движения партии после кончины вождя.
Окончание. Начало см. здесь, здесь и здесь. В конце февраля 1947 г. состоялся пленум ЦК ВКП(б), на котором Жданов играл одну из ведущих ролей. Именно он и его протеже Кузнецов, заведывавший кадрами партии, провели исключение из состава членов и кандидатов в ЦК ряда высокопоставленных лиц. На вечернем заседании 21 февраля рассматривали внеочередные вопросы пленума, вне повести дня. Алексей Кузнецов предложил пленуму исключить из состава ЦК партии двоих – бывшего наркома авиационной промышленности Шахурина и бывшего 1-го секретаря Хабаровского крайкома Донского. Причины исключения Шахурина объяснялись Кузнецовым кратко и просто: «Он осужден, сидит в тюрьме». Еще проще объяснили удаление с вершин партии товарища Донского – «не ведет никакой работы в нашей партии, спился к тому же». Формулировка «спился», пожалуй, самая уникальная в истории непростых внутрипартийных отношений. Впрочем, для уволенного с высот ЦК она оказалась может и обидной, но не страшной – спившийся был отправлен на пенсию и благополучно умер в своей постели в 1954 г. С генерал-полковником Алексеем Шахуриным дело обстояло значительно сложнее – к тому времени он был уже осужден к 7 годам лишения свободы, а начатое против него следствие по нарушениям в наркомате авиапромышленности в годы войны стало причиной «опалы» ряда крупнейших политических и военных деятелей СССР, начиная с Георгия Маленкова. Сразу после выступления Кузнецова председательствующий на вечернем заседании пленума Молотов объявил, что «слово для внеочередного заявления имеет товарищ Жданов». Сообщение нашего героя для многих было неожиданным: «Я вношу предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального Комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный Комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК». Объяснение ситуации с Жуковым краткое, но куда более развёрнутое, чем по Донскому или Шахурину. И если по членам ЦК выступал Кузнецов, то лишь по кандидату в члены ЦК Жукову высказался второй человек в партии. К тому времени маршал Жуков был уже снят с должности главкома сухопутных войск и переведён в Одесский военный округ. В отношении маршала вовсю шло расследование так называемого «трофейного дела» - Георгий Константинович, выдающийся военачальник, имел свои человеческие недостатки и, действительно, несколько увлёкся собиранием трофейного барахла. Для Жукова «трофейное дело» закончится через год, в январе 1948 г., переводом в тыловой Уральский округ и его покаянным письмом в адрес нашего героя. «Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно», - объяснялся Георгий Жуков перед Андреем Ждановым 12 января 1948 г. Маршалу пришлось весьма унизительно оправдывать свои человеческие слабости – описывать все эти люстры, гобелены, отрезы на костюмы, запасы обезьяньего и норкового меха «на пальто», ящики столового серебра, а также ордена и медали для своей любовницы… Впрочем, личные слабости Жукова были скорее поводом или, как максимум, лишь одной из причин его «опалы». Талантливый военный, без сомнения один из лучших военачальников Второй мировой войны, маршал даже на фоне типично жёстких и властных руководителей тех лет выделялся именно этими качествами характера. И в эйфории победы они, пожалуй, перешли у Жукова в откровенное самоуправство и даже барство. Чрезвычайно чуткий к подобному Сталин, сам наделённый такими качествами более чем щедро, но способный при необходимости их обуздывать, решил поставить властного и влиятельного, слишком возомнившего о себе военачальника «на место» - благо военачальник своим поведением сам дал к тому немало поводов. Отношения Жданова и Жукова были не менее сложными. Для главы ленинградского «клана» маршал был человеком слишком близким к конкурирующей группировке Маленкова. Заочный конфликт с Жуковым возник еще и при назначении генерала Шишкина, «человека Жданова», на пост начальника Главного политуправления армии. Маршал Жуков был против как ждановской кандидатуры, так и новых попыток усилить в войсках роль и влияние политработников. Покоритель Берлина искренне считал, что никакие «комиссары» ему уже не нужны. Жданов же был абсолютно уверен в противоположном – и на основании собственного военного опыта и, прежде всего, благодаря пониманию некоторых еще неочевидных опасностей лишь начинавшейся «холодной войны»… Накануне февральского пленума ЦК партии 1947 г. Жданов сделал в своей записной книжке весьма откровенную пометку: «Посмотреть список членов и кандидатов ЦК... вывести Маленкова, Жукова». Эти два имени поставлены рядом не случайно. И, без сомнения, такое поползновение в отношении Маленкова не было только личной инициативой товарища Жданова. Но, вероятно, самый старший товарищ из всех товарищей на земле счел нецелесообразным такое понижение. В итоге, Маленков, с подачи Сталина, остался в составе ЦК и, более того, опять начал набирать вес и влияние, а уже с лета 1947 г. соратникам-соперникам Жданову и Маленкову пришлось вместе работать над важнейшими вопросами внешней политики СССР, создавая новую реинкарнацию Коминтерна – Коминформ. Уже в сентябре 1947 г. друзья-соперники в одном самолёте летели из Москвы в Польшу, где в маленьком городке на границе с Германией Жданов и Маленков проведут секретное собрание представителей крупнейших европейских компартий. В том самолёте товарищи Жданов и Маленков имели возможность отметить начало третьего десятилетия их крайне запутанных отношений. По воспоминаниям дочери Сталина, Светланы Аллилуевой, хорошо знакомой со всеми членами Политбюро и которая вскоре станет женой Юрия Жданова, сына Андрея Жданова: «В доме у Ждановых Маленкова называли только презрительной кличкой “Маланья”, из за его круглого, женоподобного лица». Судя по воспоминания сына Маленкова, его отец тоже не питал дружеских чувств к Андрею Жданову – дети вообще хорошо на интуитивном уровне чувствуют эти отношения взрослых. А в ближайшем окружении Сталина, они, эти отношения, были очень непростыми… По свидетельству очевидцев Жданов был одним из немногих, кто достаточно свободно чувствовал себя в присутствии Сталина и мог спорить с ним по отдельным вопросам – впрочем, всегда признавая безусловное первенство и интеллектуальное превосходство «вождя всех народов». Маленков же, наоборот, был подчёркнуто послушен и крайне исполнителен. В отношениях Сталина и Жданова был еще один важный и тонкий момент. По словам сына Жданова, Юрия, как-то после войны наедине с ним Андрей Александрович однажды обронил фразу: «Я не хочу пережить Сталина». Пожалуй, он был единственным, кто среди сталинского окружения мог произнести такие слова. Жданов являлся безусловным лидером, но при этом не был обуреваем той безудержной жаждой власти, что характерна для всех стремящихся в первые вожди – он искренне болел за близкое ему дело, которому посвятил всю жизнь, был опытным и авторитарным руководителем, но к верховной власти из всех сил явно не рвался. Оттого и не хотел пережить Сталина, ведь как опытный человек понимал, что будет после смерти вождя и какая борьба развернется за вакантный трон. Тем более, что такая непрекращающаяся и незаметная на поверхности борьба шла постоянно. Это закономерность любой человеческой иерархии, а руководитель уровня Жданова или Маленкова это уже не отдельный человек – за каждым из ближайших соратников Сталина стояли даже не сотни, а тысячи людей на разных уровнях государственной машины. За Ждановым шла одна из таких крупнейших и наиболее влиятельных в стране группировок, позднее вошедшая в историю как «ленинградская группа». После мировой войны сопоставимыми по влиянию были группировки Маленкова и Берии, хотя в период 1946-48 гг. они несколько уступали по весу ждановской. Борьба таких «кланов» во власти является естественной и неизбежной у всех народов во все времена, даже вне зависимости от субъективных желаний и целей отдельных лиц. Отношения между Ждановым, Маленковым и Берией были сложными, хотя и не стоит их сводить только к банальной драке за власть «бульдогов под ковром» – многое их разъединяло, но не меньше и связывало в единую упряжку. Именно по этому, слово «товарищ» отнюдь не синоним слова «друг» – они не были друзьями, но волей судьбы и убеждений были товарищами. Судя по всему, Жданов, прекрасно понимая все эти особенности «внутривидовой борьбы» и даже умело одерживая в ней верх, не считал абсолютную власть самоцелью. Кстати, наверняка, поэтому чрезвычайно жадный до власти Сталин так ценил и приближал Жданова – знал его несомненные способности, его безусловную преданность общему делу и в то же время видел отсутствующую у Жданова всепоглощающую жажду власти. Т.е. наш герой получался идеальным вторым, идеальным замом. Поэтому властелин мог, не опасаясь, приближать его к себе и искренне дружить, тем более что человеческие симпатии и вкусы у Сталина и Жданова явно совпадали – их дружба, хотя и была обременена тяжким грузом гигантской власти, но, несомненно, была естественной и искренней. Давая возможность Жданову и его людям «развернуться» во всю и одновременно сохранив влияние «опального» Маленкова, Сталин явно сохранял и отлаживал свою систему сдержек и противовесов – столь же характерную для власти всех времён и народов, как и «внутривидовая» борьба у подножия тронов. Два наиболее влиятельных после Сталина человека в ВКП(б) должны были, контролируя друг друга, давать вождю СССР объективную информацию о ходе дел, одновременно страхуя от всяких неожиданностей снизу… Кстати, эта подковёрная борьба Жданова и Маленкова до сих пор аукается одной историей, которую так любят поминать наши доморощенные либералы и запоздалые борцы со сталинизмом. Речь идёт о знаменитом «наезде» Жданова на Ахматову и Зощенко в 1946 году. При том, что и поэтесса и сатирик были прежде всего ленинградскими литераторами. Но разбирательство с ними, точнее с ленинградскими литературными журналами «Октябрь» и «Ленинград», в которых они активно издавались, было инициировано людьми Маленкова. Весна-лето 1946 года это время активной экспансии во власть «ленинградской группы» и аппаратного поражения Маленкова. Но Георгий Максимилианович, человек с 20-х годов близкий Сталину, опытнейший кабинетный политик, не мог не сопротивляться. И негативное внимание к литературным журналам Ленинграда стало для него той шпилькой, которую он не преминул воткнуть в наступающих «ленинградцев». 7 августа 1946 г. «человек Маленкова», тогда начальник Управления пропаганды и агитации ЦК Георгий Александров подготовил пространный документ - «Докладная записка о неудовлетворительном состоянии журналов “Звезда” и “Ленинград”». Формально записка была адресована Жданову, как новому куратору всей агитации и пропаганды с высоты Политбюро. Записка уже содержит те развёрнутые обвинения, что громко прозвучат на всю страну в августе и сентябре 1946 г. – здесь фигурируют и Ахматова, и Зощенко и другие. Но понятно, что помимо официального адресата копия документа попала на стол главного члена Политбюро, да и сам Жданов не мог скрыть её от старшего товарища. Жданов не простит кремлёвскому чиновнику Александрову эту историю и ровно через годы выживет его с высот аппарата ЦК в почетную ссылку на пост директора Института философии. Но на тот момент Жданов не мог затормозить и замять это дело. Во-первых, работали свои аппаратные правила – документ был запущен и на него надо было реагировать с учетом мнения и повышенного внимания к литературной теме верховного вождя. Во-вторых, Жданов, как лидер активно захватывающей власть группы, просто таки обязан был демонстрировать перед Сталиным объективность, в том числе и к своим «проштрафившимся» людям. В-третьих, все идеологические обвинения против Зощенко и Ахматовой, прозвучавшие в «Докладной записке» Александрова, вполне отвечали убеждениям Жданова, другое дело, что сам он не стал бы подавать эти претензии к ленинградским журналам именно в такой форме, бьющей по его людям, ленинградскому партийному руководству. Но здесь уж Жданова аппаратно обыграл соратник-соперник Маленков. Впрочем, не будем переоценивать такой удар – со стороны обороняющегося Георгия Максимилиановича это была лишь мелкая подножка наступающему Андрею Александровичу. При всей «литературоцентричности» сталинского руководства главные баталии разыгрывались совсем в других сферах. Но именно этот второстепенный фронт подковёрной борьбы верхов тогда громко отразился в общественной жизни СССР в виде доклада Жданова, где он, отводя удар от ленинградских партийных идеологов, от души пополоскал Ахматову и Зощенко. Эту ждановскую критику до сих пор любят цитировать либеральные борцы литературного фронта, как пример ужасного тоталитаризма… Но вернёмся от литературы к политике. В 1947 г. Жданов и его клан ввели в общественно-политическую практику СССР одну броскую новацию, ставшую и инструментом политической мобилизации послевоенного советского общества и, одновременно, средством усиления «ленинградского» влияния на всю советскую бюрократию. Речь идёт о «Судах чести», когда введённую еще в 1939 г. практику армейских судов чести распространили на всех госслужащих. Некогда, в июле 1917 г. сам Жданов был объектом такого офицерского суда чести – тогда прапорщика 139-го запасного пехотного полка Жданова осудили к отлучению от офицерского общества за поддержку петроградского экстремиста Ульянова… Через 30 лет всесильный член Политбюро возродил практику судов чести в советском обществе. Суды чести планировалось организовать по ведомственному признаку, в каждом министерстве СССР, состав таких судов избирался всеобщим голосованием работников соответствующего министерства. Суды чести должны были рассматривать те проступки советских граждан, которые не подпадали под действие уголовного закона, но были сомнительны с точки зрения советских морали и политики. Первый подобный суд готовил лично Жданов – «подсудимыми» были хорошо знакомые ему ученые-биологи профессора Клюева и Роскин, которые были причастны к передаче в США советских наработок по борьбе с раковыми опухолями. Формально, с точки зрения уголовного права, учёные не могли нести ответственности, так как передача была санкционирована руководством Минздрава. Руководство и село надолго за шпионаж, а на примере ученых устроили показательный процесс общественного суда. Общественным обвинителем выступал генерал-лейтенант медицинской службы Пётр Куприянов, в недавнем прошлом главный хирург Ленинградского фронта. Постановление о Судах чести предусматривало, что они избираются и действуют сроком один год. Но Андрей Жданов и его «команда» задумывали их не как временную пропагандистскую кампанию, а как всеобщий и постоянный инструмент воспитания общества – прежде всего чиновников и интеллигенции. И не удивительно, что именно чиновники и стали главными противниками этого ждановского нововведения. В отличие от интеллигенции они практически не выражали своё недовольство публично, но сопротивлялись привычными им бюрократическими методами. Руководители центральных министерств отнюдь не спешили получить в своих ведомствах новый, непонятный, а главное независимый от них «общественный» орган. Например, в министерстве авиационной промышленности «суд чести» выбирать не стали, поскольку министр Хруничев посчитал, что у его подчинённых нет провинностей, которые находятся в компетенции «судов чести». Министерство находилось на острие технического противоборства «холодной войны», как раз начинались работы по созданию реактивной авиации (не менее важные для страны, чем атомный проект) и авиационный министр, ощущая свою необходимость, мог проявить независимость от органов партийного контроля. Другие чиновные начальники сопротивлялись не явно, но не менее действенно. В итоге задуманная кампания развивалась медленно и со скрипом. Только в начале октября 1947 г. состоялся суд чести в Главном управлении гидрометеорологической службы – обвинялись его работники за излишнее рвение в рассекречивании сведений по гидрометеорологическому режиму отдельных районов СССР. 15 октября 1947 г. состоялось заседание Оргбюро ЦК, посвященное именно вопросам исполнения постановления о судах чести. «Мне кажется, - говорил на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) Алексей Кузнецов, - что в реализации закрытого письма ЦК мы встречаем сопротивление. Хочется признавать это или не хочется, но это факт: мы встречаем сопротивление и со стороны партийных руководителей на местах, и со стороны хозяйственных руководителей. То, что товарищи не хотят организовывать суд чести, означает, что они сопротивляются той новой форме воспитания интеллигенции, которую установил ЦК». Такое радение одного из главных выдвиженцев Жданова было не случайным. С высоты ЦК вопросы судов чести курировали именно Кузнецов и Суслов, но главное – для группировки Жданова суды чести были не только инструментом мобилизации общества в условиях «холодной войны», но и средством усиления собственного влияния на весь государственный аппарат. Поэтому новый секретарь ЦК Алексей Кузнецов проявит небывалую активность в организации таких судов. Но ситуация имела и обратную сторону – нарочитый рост влияния и активное вмешательство «ленинградцев» Жданова повсюду формировало против них молчаливый консенсус, сговор всех иных группировок во власти, ориентированных на других лидеров – в первую очередь Маленкова и Берия. Эта консолидация чиновничьих интересов против «ленинградской группы» очень скоро, почти сразу после смерти сталинского фаворита Жданова, породит «ленинградское дело»… Но пока товарищ Жданов был ещё жив и кампания «судов чести» развивалась вопреки молчаливому саботажу бюрократии. Чтобы подать пример министерствам, а заодно и подвинуть сторонников Маленкова, Жданов инициировал проведение суда чести в аппарате ЦК. «Подсудимыми» стали ответственные работники Управления кадров и Управления пропаганды и агитации, руководившие отделами этих управлений до прихода туда людей Жданова. Впрочем, вменили им реальные прегрешения в виде слишком явной тяги к «сладкой жизни», ресторанам и женщинам, в послевоенной Москве. В ноябре 1947 г. прошёл суд чести в Министерстве высшего образования СССР над профессором Сельскохозяйственной Академии Жебраком за то, что тот критиковал своего оппонента Лысенко не в советских изданиях, а на страницах американского журнала «Science». До конца 1947 г. состоялись суды чести в Министерстве геологии и Министерстве государственного контроля, в начале 1948 г. – в Министерстве электропромышленности и Министерстве станкостроения (в то время существовало большое количество узкопрофильных министрерств). В декабре был санкционирован и в январе 1948 г. проведён суд чести в Министерстве вооруженных сил. Под суд попали недавние высшие руководители ВМФ – адмиралы Кузнецов, Галлер, Алафузов, Степанов. Данный «суд чести» проходил на основании соответствующего постановления о военных судах чести от 1939 г., но, явно, в рамках кампании начатой «ленинградцами» Жданова. Общественным обвинителем адмиралов выступил маршал Леонид Говоров, еще один соратник и «выдвиженец» Жданова. Реальными причинами суда были разногласия Сталина с Кузнецовым о путях развития флота и, главное, невысокая оценка высшим руководством страны деятельности ВМФ в 1941-45 гг. и его послевоенной боеготовности. Официальное обвинение «суда чести» состояло в том, что в конце войны адмиралы передали Великобритании и США чертежи и описания некоторых систем вооружения нашего флота, а также большое количество секретных морских карт. Суд чести признал адмиралов виновными и постановил ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании их уже уголовному суду. Этот суд состоится очень быстро и уже в начале февраля 1948 г. вынесет свой вердикт – отметим, что для сталинских врёмен достаточно мягкий по делам такого рода. Не обошли своим вниманием ленинградские энтузиасты «судов чести» и такой важнейший орган сталинского государства, как Министерство госбезопасности. На выборах суда чести МГБ в ноябре 1947 г. выступил Алексей Кузнецов: «Органы государственной безопасности должны усилить чекистскую работу среди нашей советской интеллигенции… мы будем воспитывать интеллигенцию в духе искоренения низкопоклонства перед заграницей, будем судить судом чести… Видимо по отношению кое-кого из представителей интеллигенции, уж особо преклоняющихся перед Западом, мы должны будем принять другие меры – чекистские меры». Суд чести в МГБ состоялся в начале марта 1948 г. и неожиданно вызвал неудовольствие Сталина, который посчитал, что секретарь ЦК Кузнецов зарвался, организуя подобное мероприятие в столь ответственном Министерстве без санкции Политбюро. Это, однако, не остановило Жданова в стремлении расширить и усилить роль судов чести. 19 марта 1948 г. он направил Сталину проект постановления о создании Союзного Суда чести. Данный орган должен был уже разбирать моральные прегрешения самых высших представителей сталинской бюрократии на уровне министров и заместителей председателя Правительства. Был даже намечен первый «подсудимый» для Союзного Суда чести – министр путей сообщения Иван Ковалёв, обвинённый в расходовании слишком больших средств на переустройство своей дачи. Но проект такого всесильного «суда чести» уже прямо задевал интересы и безопасность всех других членов Политбюро, не входивших в группировку Жданова. Маленков, Берия, Молотов, Микоян, Каганович, Булганин либо руководили министерствами, либо являлись заместителями Председателя Света министров – т.е. прямо попадали под юрисдикцию Союзного суда чести. В отличие, кстати, от самого Жданова, который никаких постов в правительстве и министерствах не занимал. Поэтому ждановский проект Союзного Суда чести на собрании «узкой группы» Политбюро в апреле 1948 г. остальные высшие лидеры СССР по-чиновничьи просто утопили в поправках и обсуждениях, в итоге отложив утверждение такого суда до пленума ЦК партии. Вероятно, Жданов не сомневался что на пленуме он «продавит» свой проект – вспомним, что он планировал куда более часто проведение пленумов и съездов партии, но не знал, что жить ему оставалось чуть более трёх месяцев, а следующий пленум ЦК после его смерти состоится только в 1952 году. Тем не менее, сама кампания судов чести не останавливалась – при этом высшее руководство санкционировало только те «суды чести», материалы которых могли быть использованы с воспитательным эффектом. Так в июне 1948 г. состоялся суд чести даже в Комитете информации – органе, который с 1947 г. объединял сразу две разведки, политическую и военную, чекистов и ГРУ. На этом суде чести рассматривалось дело генерал-майора Леонида Малина, резидента в Берлине и советского представителя в Контрольном Совете по Германии. Генералу Малинину вменили недостойное поведение при общении с бывшими союзниками и по итогам суда чести перевели из внешней разведки в мелкие начальники железнодорожной охраны. Отметим, что в наши дни «суды чести» с подачи западных историков времён холодной войны оцениваются сугубо односторонне и негативно – как ещё один пример «ждановщины» и «закручивания гаек» в послевоенном СССР. При этом обычно упускают из виду, что аналогичные и даже похожие по форме процессы в то же время шли и по другую сторону земного шара – в США. Враждебность была обоюдной, а внутреннее политическое ужесточение американской «демократии» не отставало от аналогичного в советском «тоталитаризме». Так, в октябре 1947 г. «Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности» проведет фактически аналогичный ждановскому «суду чести» процесс над группой работников Голливуда, уличенных в симпатиях к «красным». Тогда же в Штатах введут «чёрные списки» работников культуры, запрет освещать в кино темы «богатых и бедных» и прочие ограничения. В этом плане внутренняя политика США эпохи «маккартизма» и «комиссии по антиамериканской деятельности» не будет принципиально отличаться от «ждановщины» – обе стороны в условиях начавшейся Холодной войны проведут идеологическую мобилизацию путём «закручивания гаек». Но нам сейчас интересны суды чести именно как средство усиления влияния и контроля за всем партийно-чиновничьем аппаратом СССР со стороны «ленинградцев» Жданова. При этом напомним, что «ленинградцы», параллельно с судами чести, досаждали всей остальной партбюрократии и идеологическими проверками. Ещё на первом же заседании Оргбюро ЦК, состоявшемся под председательством Жданова 18 мая 1946 г., было принято решение о создании комиссии во главе с Алексеем Кузнецовым и Ждановым с целью «разработать вопрос о теоретической подготовке и переподготовке руководящих партийных и советских работников». Эти внешне гладкие формулировки по вопросам подготовки и проверки «теоретического» уровня партийных и советских работников давали в руки Жданова и его команды мощнейшие рычаги аппаратного влияния в деле подбора и расстановки руководящих кадров. Перманентные проверки обкомов по всему СССР со стороны Жданова и его команды шли потоком в 1946-48 годах. Но на пике влияния своей команды, в июле 1948 г. Жданов уходит в отпуск для лечения и умирает в последний день лета того года. Смерть его и ныне вызывает вопросы – но отметим, что Жданов еще до войны был весьма больным человеком, в годы блокады перенёс на ногах два инфаркта, так что с медицинской точки зрения его смерть не является чем-то чрезвычайном. А вот всю внутреннюю ситуацию в правящей машине СССР эта смерть изменила радикально и быстро. Кстати, последний партийный документ, подписанный Ждановым, - это аналитическая записка «О положении в советской биологической науке». 10 июля 1948 г. в рамках подготовки к научной дискуссии по биологии она ляжет на рабочий стол Сталина. Данный документ будет подписан уже не только Ждановым, но и Маленковым. Начало текста безапелляционно, но справедливо гласило: «В науке, как и в политике, противоречия разрешаются не путем примирения, а путем открытой борьбы». Умершего Жданова очень торжественно похоронили 2 сентября 1948 г. Его похороны стали едва ли не самыми значительными по размаху и продолжительности траурных мероприятий за всю советскую историю, уступая лишь похоронам Ленина, Сталина и Брежнева. Сталин стоял в траурном карауле и с прочими членами Политбюро носил на руках гроб с телом покойного друга. Еще 28 сентября 1948 г. Маленков будет проявлять особое участие в трудоустройстве двух ближайших помощников Жданова, его личных секретарей Александра Кузнецова и Владимира Терёшкина. Маленков поспешит доложить Сталину, что первый становится заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а второй - заместителем заведующего отделом внешних сношений ЦК. Однако, основные и наиболее влиятельные участники «ленинградской группы» Жданова попадут в опалу уже в феврале следующего 1949 г., всего через полгода после смерти своего «шефа». Именно Маленков и стоящая за ним группировка во власти станут здесь главными инициаторами и исполнителями. Группировка Берии окажет им в этом необходимое содействие. Если Сталина связывали со Ждановым, пусть и осложнённые чудовищной властью, но человеческие чувства товарищества и дружбы, то фигуранты «ленинградского дела» для стареющего кремлёвского небожителя, за десятилетия привыкшего к смертям, были всего лишь функциями. Неумолимо стареющий вождь, вероятно, уже с некоторой усталостью наблюдал это борьбу-возню у подножия своего трона. «Ленинградское дело» - слишком большая и сложная история, чтобы описать его в одной, даже большой статье, оно ещё требует детального и научного изучения. Историки и публицисты, копаясь в его деталях, обычно обращают внимание на поводы, оставляя в тени причины. Но пресловутая «оптовая ярмарка», несколько подчищенных голосов в протоколе голосования Обкома или несколько не найденных документов в чудовищном документообороте Госплана – это именно поводы. Их надо было найти для обвинения, их и нашли. При желании нечто подобное можно было бы отыскать и по отношению ко всем иным партийно-чиновничьим группам. Так что данная статья прежде всего посвящена не поводам, а описанию причин того аппаратного консенсуса всех бюрократических кланов во власти позднесталинского СССР, который сложился против «ленинградцев». Заметим, что на наших глазах похожее по сути дело произошло в современном Китае вокруг группировки бывшего члена Политбюро ЦК КПК Бо Силая. И, вероятно, по тем же причинам оно не останавливает впечатляющее развитие этой страны… Смерть Андрея Жданова сразу сломала равновесие сил в Политбюро. К тому же, именно в 1949 г. Маленков и Берия и стоящие за ним группировки в глазах Сталина добьются очевидных и крайне важных успехов – вспомним, что в те годы Берия возглавлял спецкомитет №1 по созданию ядерного оружия, а Маленков был главой спецкомитетов №2 и №3, разрабатывавшего реактивную и ракетную технику и средства радиолокации. В условиях нарастающей Холодной войны успехи в этой сфере придадут им ещё больший вес на сталинском олимпе. Когда-то, в 1937 году, решая судьбу партийных руководителей Башкирии, товарищ Жданов высказался так: «Столбы подрублены, заборы повалятся сами…» Теперь, 31 августа 1948 г. судьба подрубила главный столб «ленинградцев», и забор повалился – к августу 1949 г. все их главные лидеры были арестованы: Николай Вознесенский, Алексей Кузнецов, Пётр Попков, Яков Капустин и многие другие. Кузнецова арестуют прямо в кабинете Маленкова – так Георгий Максимилианович потренируется в будущем аресте своего приятия Лаврентия Павловича. В итоге, на «ленинградцев» повесят и реальные ошибки, которые у них действительно были (впрочем, подобные же были и у всех иных группировок), и те «антисоветские» преступления, к которым они не были причастны. В более травоядные времена дело ограничилось бы увольнениями или перемещениями на более низкие должности. Тогда же, в октябре 1950 года, верхушку «ленинградской группы», после формально открытого, но не освещавшегося в прессе судебного процесса, расстреляли. Были казнены Кузнецов, Вознесенский, Попков, Капустин, всего 23 человека из ЦК и высшего руководства РСФСР и Ленинграда. Свыше двух сотен высокопоставленных чиновников «ленинградской группы» получили различные сроки тюремного заключения. Порядка двух тысяч руководителей более низкого ранга из этой группы уволили или перевели на «менее ответственную работу». Отметим, что при других раскладах, «ленинградцы» зачищали бы «маленковцев» ничуть не более гуманно – Алексей Кузнецов не уступал в жесткости Георгию Маленкову. В ходе следствия по «ленинградскому делу» Маленков и Берия разойдутся так, что попробуют утопить еще ряд конкурентов и даже уже умершего Жданова. Ещё в октябре 1949 г. они подготовят проект закрытого письма ЦК: «Политбюро ЦК считает необходимым отметить ту политическую ответственность, которая ложится на Жданова А.А. за враждебную деятельность ленинградской верхушки... Сейчас трудно объяснить, как мог Жданов А.А. не разглядеть вражеского лица Кузнецова, Попкова, Капустина, Соловьева и др., которых он настойчиво выдвигал... Политбюро считает также нужным сказать, что наиболее влиятельные из лиц, замешанных во враждебной работе, являются людьми близкими к тов. Молотову. Известно, что Вознесенский пользовался много лет особой поддержкой и большим доверием т. Молотова, что т. Молотов покровительствовал Кузнецову, Попкову и Родионову... Будучи близким с этими людьми, т. Молотов не может не нести ответственности за их действия... Следует указать на неправильное поведение Косыгина А.Н., который оказался как член Политбюро не на высоте своих обязанностей... Он не разглядел антипартийного, вражеского характера группы Кузнецова, не проявил необходимой политической бдительности и не сообщил в ЦК ВКП(б) о непартийных разговорах Кузнецова и др.» Сталин перечеркнёт этот проект слишком разошедшихся в своём торжестве товарищей Маленкова и Берия. Более того, позаботился о том, чтобы имя Жданова ни разу не прозвучало в связи с «ленинградским делом». Бывший замначальника Следственной части по особо важным делам МГБ полковник Владимир Комаров, курировавший «ленинградское дело», позднее, уже перед собственным расстрелом в 1954 г. давал показания, как его инструктировал Абакумов, министр госбезопасности: «В Ленинград поехал я и еще десять следователей… Перед отъездом в Ленинград Абакумов меня строго предупредил, чтобы на суде не было упомянуто имя Жданова. “Головой отвечаешь”, - сказал он». По сталинским временам размах «чистки» в ходе «ленинградского дела» был не самый большой и свирепый. Но это «дело» буквально смело верхние эшелоны власти не только Ленинграда и области, но и республиканского руководства РСФСР и целого ряда областей, которые после войны возглавили «ленинградцы» - от Горьковской области и Эстонии до Крыма. В Крыму на место арестованного и расстрелянного Николая Соловьева, бывшего в годы войны руководителем исполкома Ленинградского облсовета, придут уже выдвиженцы Хрущёва, что вскоре во многом и предопределит государственную судьбу этого полуострова. После расстрела Председателя Совета Министров РСФСР Михаила Родионова и увольнения из глав столицы Георгия Попова, в Москву «выдвинется» Никита Хрущёв. «Ленинградскую группу» в борьбе за власть уничтожали группировки Маленкова и Берии. Но в тени этой подковёрной борьбы как раз и сложилась группа сторонников Хрущёва, которая чрез несколько лет, сразу после смерти Сталина, в союзе с Маленковым уничтожит клан Берии, а еще через четыре года (используя, кстати, обвинение в фальсификации «ленинградского дела») скинет с вершин и самого Маленкова, чтобы в свою очередь, спустя ещё семь лет быть отодвинутой вниз людьми «дорогого Леонида Ильича»… Впрочем, это уже совсем другая история. Алексей Волынец 
Алексей Кузнецов в тюрьме. 1950 г. 
Ещё не расстрелянный Берия, еще не расстрелянный Вознесенский (второй ряд) и Маленков… Вверху - Сталин на похоронах Жданова |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
