«Я невольно задаюсь вопросом: а что есть мой народ? Подбор группы особей по генетическим показателям? Или список людей, за которых я мог бы пожертвовать жизнью? Наверное, все-таки второе! Но среди них не только русские. Среди них есть украинцы, белорусы, евреи, лезгины, татары и еще представители десятка-другого национальностей. Руководствуясь какими признаками я буду определяться с вопросом принадлежности к русскому народу? Или нужен некий допуск? Смогу ли я себе его позволить? Смогу ли я смотреть в глаза еврею, который в большей степени, чем я, православный христианин, а выходит — русский, по его преданности канону Русской Православной Церкви? Смогу ли я быть честным, противопоставляя себя лезгину-мусульманину, восстановившему десятки православных храмов из соображений их необходимости русскому населению — спивающемуся русскому населению в опустошенном пригороде по сути мертвого города в окрестностях Волги, где находится родовое кладбище моей семьи? Стоит ли мне жить, если я направлю оружие в грудь буддиста-бурята, когда подставившего эту грудь, прикрывая мою от вражеской пули? Нет на это допуска! Нет!»