Я, конечно, не Мао Цзэдун, который трактовал, чтоб расцветало тысяча цветов и тысяча школ, но я считаю, что каждый человек имеет право сказать свое собственное мнение о происходящем, являясь гражданином России. А так как просто огромное количество «очкариков» не имели возможности этой — я вот нашел вот такую возможность — пошел на «Марш несогласных», и сказал там, не все, конечно, что хотел. Я не рассказал там о том, что у меня душа болит наблюдать — просто наблюдать, сидеть на своем диване и наблюдать, как разрушают город, как уничтожается действительно духовность, какие-то идеалы, без которых страна не сможет жить, просто не сможет — она будет не Россия, а «обезьянник». О многом я не успел сказать с этой трибуны. Но я об этом говорю в своих песнях, в своем творчестве. Туда меня позвал какой-то — уж простите за пафос — гражданский долг. Во-вторых, мне очень неловко за своих коллег за многих, которые как-то, получив свою пайку от правительства нашего, теперь ее отрабатывают сплошь и рядом на всевозможных «корпоративниках», и так далее…

У меня есть новая песня, где так она и начинается: «Страна встает на ноги, но что делать тем, кто остался без ног?». Вот этим фронтовикам, которые отдали жизнь, здоровье, ноги, руки родине, и свои хребты родине отдали, и валяются в коммуналках — никому на хрен не нужные. Которым мы сейчас развозили... Государство даже не дало многим из них — героям просто настоящим мужества России — даже инвалидных колясок. О чем говорить? Какой мавзолей? Какая Красная площадь? А эта ложь, когда нам не оставили действительно никакого выбора, когда нас опять тянут к «светлому будущему», как они его коим себе представляют. Стабильность. Что такое стабильность? Стабильность — это смерть личности и смерть государства. Стабильность, для меня, — это подошва демократии, конституции. А в личностном плане — это я, как верующий человек, стараюсь придерживаться 10 заповедей. Вот моя стабильность, а остальное все — жизнь. В остальном, я живой. Я сомневаюсь, мучаюсь, ищу мучительно выход. В каждом случае я выбираю добро или зло. Я учусь этому всю свою жизнь. Я спорю со своими оппонентами. Я живу.

Они хотят из страны сделать какой-то черный ящик, который и назовут стабильностью. Что это за стабильность такая, непонятно? — Это гроб, а не стабильность. Реставрация монархизма... Вот сегодня правильно прозвучало, что реставрация — это назад всегда. Это назад всегда. Это всегда плохо. Это всегда слабость. Реставрация — это всегда слабость. Надо идти дальше. Что они построили? Чем они кичатся? Чем они хвалятся? Ни одного нормального завода-то не построили. Вот эти все «Вольвы», «Тойоты», «Форды» — это же там просто мы работаем как гастарбайтеры, на этих предприятиях. Авиапром — разрушен. Свои «Жигули» уже вообще не знаю, в каком месте там ездят. Ничего нету. Чем хвалиться? Опять вот это вот начинается малина по глазам…

Конечно, на другой площади было — сколько там? — 50 тысяч «нашистов», а здесь было 2, не знаю, с половиной «несогласных». Но, если на одной площади стояла молодежь совершенно не увлеченная политикой — ну, свезли ее, дали всем там по пончику, ну, сказали, надо, и так она безвольно махала там этими выданными им плакатиками — это не сила — «нашисты». Это совершенно не сила. Потому что там нет сердца. Там нет мужества, нет сердца и нет чести. А здесь были молодые люди, у которых все это есть…
Я в душе спартанец. Нас 300, а их легион. Ничего страшного.

Я смотрю в будущее с оптимизмом в том смысле, что всегда будет просто идти борьба добра и зла, — всегда оно будет, пока живо человечество. Мы всего лишь навсего находимся на каком-то временном пространстве этой вечной борьбы. В этом есть кайф. В этом есть жизнь, динамика и — никакой стабильности.