 |
 |
|
|
«Шашлычная» история с Подрабинеком словно бы специально вытеснила из медиа-пространства неудобную для многих тему инновационных предложений Максима Калашникова. Впрочем, это неудивительно даже и без конспирологических версий – нынешнее российское общество все еще живет в прошлом, здесь охотнее всего спорят о той или иной «фальсификации истории». И на проекты будущего сил уже не остается.
Время словно бы остановилось. И сегодня мне практически нечего добавить к выводам своей статьи на АПН еще 3-летней давности:
«Российская Федерация в ее нынешнем виде не имеет будущего. Просто потому, что об этом будущем никто не думает… «Консервативные» настроения, усиленно насаждаемые нынешней властью, в действительности лишь закрывают путь в русское будущее. Они формируют невероятно искаженный и архаичный образ «русского патриотизма», который начинает ассоциироваться не с наукой, космосом и мировыми открытиями, а с изоляционизмом, репрессиями и прочим «опричным» карнавалом…»
Кувыркания «нашистских» клоунов вокруг Подрабинека в очередной раз подтвердили тот давний вывод. Впрочем, «травля», как и водится в обществе спектакля, скорее произвела обратный эффект, невероятно распиарив этого публициста. Хотя подобные «антисоветские» идеи, только гораздо радикальнее и глубже, давно уже высказывает Алексей Широпаев. Но травить его аналогичным образом никакие ряженые «опричники» не посмеют. Просто потому, что это немедленно привлечет широкое общественное внимание к его «мыслепреступлениям», ориентированным именно в будущее. Поэтому здесь избирается другая тактика – игнорирование и замалчивание. Однако в эпоху Интернета оно уже неэффективно.
Максиму Калашникову удалось пробиться через эту глухую пустоту, выдержав свое письмо президенту в небывало вызывающем и даже ультимативном стиле. Вы сказали «инновации», г-н Медведев? Вот вам, пожалуйста, конкретный набросок идей и имен. Молчание президента в этом случае стало бы просто вопиющим доказательством того, что его призыв к гражданам присылать свои инновационные проекты – это действительно не более чем «очередной кремлевский пиар-мираж».
Но, похоже, таким «пиар-миражом» это обращение и поныне продолжают считать правительственные чиновники, которых зачем-то отвлекли этими «фантазиями» от реальных «распилов». Разумеется, они постараются всячески замотать и заболтать эти проекты, сложить их в долгий ящик, а то и вовсе в корзину. Но такова уж естественная, антропологическая, воспетая еще Гоголем и Щедриным природа имперской номенклатуры. Поэтому, когда Калашников пытается синтезировать в своих построениях «империю» и «инновацию», у него выходит оксюморон вроде «жареного льда».
Да, когда-то империи еще могли сочетаться с инновациями, но сегодня прогрессивные, сетевые технологии не только не нуждаются в принудительных «вертикалях», но и противоположны им по своей сущности. Современные открытия не могут появиться в закрытых «шарашках»: им как воздух нужны свобода и скорость информационных обменов. Ведущий креативный класс этой новой экономики вполне космополитичен. Он хотя и может предпочитать те или иные регионы, но напрочь избавлен от какого-то национально-государственного мессианизма (или разрабатывает его лишь по приколу, сугубо инструментально, если есть соответствующий политзаказ).
Впрочем, околовластные креативщики в России, видимо, все же слишком заигрались – до того, что сами поверили в своих «патриотических» големов. Но когда те и в самом деле «поднялись с колен», стало ясно, что никаких реальных модернизаций и инноваций им вовсе не нужно. Более того, всякое движение в этом направлении подрывает «стабильность» кремлевско-олигархической сырьевой халявы. А чтобы «электорат» не бузил, его просто лишили всех реальных электоральных возможностей и кормят виртуальными «национальными проектами». Ну и постмодернистским коктейлем из «православного возрождения» и «великой победы» с острыми специями ненависти к окружающему миру, который «покушается на наши ресурсы». Реальные хозяева этих «наших» ресурсов, вероятно, весьма довольны, что обрели таким образом миллионы бесплатных защитников – и это действительно едва ли не самая тонкая и глубокая пиар-разработка последнего десятилетия.
В этот затянувшийся «день сурка», когда все инновации лишь виртуальны, мне вспоминается фрагмент из своей книги «RUТОПИЯ», вышедшей в издательстве Ильи Кормильцева «Ультра.Культура» ровно 5 лет назад. Точнее даже – приведенная там развернутая цитата из Максима Калашникова, которая ничуть не устарела и на текущий момент:
«Унаследованная от СССР техносфера умирает, но не надо плакать по этому поводу. Наступает совсем иное время – сверхэффективных, небольших производств, необычных технологий, которые заменяют собой целые отрасли старой, прожорливой, энергозатратной и экологически губительной промышленности.
О каких технологиях можно говорить сегодня? Во-первых, о закрывающих – тех, которые заменяют собой целые отрасли старой индустрии. У нас уже есть установки, которые способны похоронить, например, грязную огневую энергетику, которая жжет невероятное количество нефти, угля, газа и, главное, кислорода. Есть технология Коломейцева, которая делает практически ненужными химические удобрения и повышает урожайность безо всякой генной инженерии, причем за какие-то копейки! Сюда же отнесем нанотехнологии (напомним, что это написано в 2003 году, а президент Путин впервые произнес это слово лишь в 2007-ом – В.Ш.) – способ рекомбинации атомов вещества, открывающий возможность вообще производить готовые товары из воды, песка, мусора. Сюда же поставим технологию сверхскоростного, сверхэкономичного и дешевого «струнного транспорта» Юницкого, который похоронит железные дороги, во многом заменив собой автомобили и авиацию.
Во-вторых, это – технологии реабилитирующие. Именно русские ученые сегодня, не светясь в прессе, умеют очищать озера и даже морские заливы от загрязнений с помощью электромагнитных излучателей, они уже умеют управлять климатом.
В-третьих, это – «технологии созидания новых миров». Здесь – и совершенно новая медицина, и «хай-хьюм» (высокие гуманитарные технологии), позволяющие невиданно расширять и углублять творческие и познавательные способности человека (по сути дела, это – человекостроение, главная отрасль будущего). Сюда же мы отнесем технологии прогнозирования и управления будущим, что есть ключ к перехвату мировых финансовых потоков и обретению сверхэффективных русских корпораций и финансовых структур.
В этом смысле Россия сегодня – просто идеальная строительная площадка для стремительного возведения такого Мира Будущего. Это на Западе страшно закрывать отрасли старой индустрии, пуская по ветру огромные капиталы и лишая работы миллионы рабочих. Нам терять уже нечего: у нас индустрия и так развалится, у нас уже есть миллионы людей, лишенных работы. Как птица Феникс, русские способны возродиться из пепла прежней жизни! Надо только дать волю их создателям – русским ученым, сознательно подавив сопротивление нашего чиновничества и старых индустриальных «мафий».
Повторю и свой «рутопический» комментарий к этому впечатляющему футурологическому проекту:
«В реализации всех этих технологий Калашников видит способ воссоздания России как «новой империи» – и в этом, на наш взгляд, состоит его единственная ошибка. Поскольку эти технологии реализуемы лишь при сетевой модели общества, в контексте прямого взаимодействия креативных корпораций. Ставка же на империю неизбежно приведет к тому, что все эти изобретатели вновь попадут в зависимость от чиновничьих разрешений и запретов, и все вернется на круги своя…»
Это, собственно, сегодня и пожинает сам Максим, назначенный правительственным консультантом и вынужденный снова и снова доказывать очевидное в бесконечности кафкианских кабинетов.
Кстати сказать, прекрасной символической моделью имперской «вертикали», закрепляющей ее сырьевой вампиризм, является проект питерской башни «Газпрома» с тысячами одинаковых офисов, производящих пустоту. Впрочем, Калашников отнюдь не прельщается газоскребом: «Будь моя воля – срезал бы господдержку «Газпрома», заставив его не строить небоскреб ценой в 3 миллиарда долларов в Питере, а на корабли науки денег дал бы». Заметим существенную разницу его аргументации и той, что преобладает у питерских противников этого сооружения. Если для них оно неприемлемо скорее по историко-эстетическим соображениям, то для Калашникова – именно потому, что является пародийной подменой воли к развитию.
За такой радикальный технофутуризм он огреб немало обвинений в «фашизме», да, собственно, иногда и сам себя эпатажно так называет. Что ж, родоначальник итальянского футуризма Томмазо Маринетти также проявлял интерес к этому раннему, творчески-революционному движению. Однако сегодня «фашизм» превращен пиар-умельцами в устрашающий медиа-ярлык, синоним сплошных лагерей смерти (хотя их в Италии не было вовсе). Поэтому напрасно Максим порой им злоупотребляет. Этим он не добавляет привлекательности своим проектам, но лишь шокирует жертв массовой пропаганды. А с этой публикой надо бы понежнее: она очень привыкла считать себя «самой прогрессивной», хотя на деле давно уже зависла в нескончаемой борьбе с фантомами начала прошлого века. Но указание на это повергает ее в истерический ступор.
Между прочим, та же самая нервозная публика обвиняет и регионалистов в желании «распада страны». Чем демонстрирует тот же самый убогий умственный уровень, как и в своем «антифашизме». Хотя современный регионализм, как мы уже давно наблюдаем на европейских примерах, это, напротив, именно интегральная, сетевая стратегия, устанавливающая прямые взаимосвязи между различными городами и областями. Она просто гораздо более эффективна, чем всевозможные чиновничьи «вертикали», отчужденные от гражданского самоуправления.
Калашников не пользуется термином «регионализм», однако его проект сети экотехнополисов – абсолютно регионалистский по своей природе. Он гораздо более гармонирует с креативным развитием локальных сообществ, чем с догматами великодержавной геополитики. Но в России слишком часто бывает так, что «провинциальную» заброшенность своих регионов оправдывают необходимостью противостоять очередному «внешнему врагу». И в итоге империя становится самоцелью, а модернизация собственного общества – излишней роскошью.
Кроме того, империя с неизбежностью имеет гиперцентралистский характер. Ясно, что никакая модернизация в России невозможна, пока до 80% финансовых, сырьевых и информационных потоков вращаются лишь в одном городе. Потому и удивляет предложение Калашникова, высказанное им в письме к Медведеву, создать первый «город будущего на одном из пустующих участков федеральных земель близ Москвы». Ужели такие «пустующие участки» только близ Москвы и остались? И разве непонятно, что в таком случае этот небольшой «футурополис» станет не каким-то уникальным проектом, а всего лишь придатком-спутником столичного мегаполиса, этакой факультативной игрушкой, но вовсе не зерном новой цивилизации?
Новая цивилизация технологически и экологически развитых городов может быть построена лишь в синтезе с различными региональными проектами, талантом их собственных креативщиков, с максимальным учетом того или иного географического бренда. Только тогда она станет не каким-то кампанейским экспериментом, но полноценным продолжением континентально многообразной истории российских земель. Пока же мы продолжаем жить в унитарной империи, где важнейшей технологией считается ее самоцельное удержание. Поэтому ждать чего-то действительно нового в этих рамках бессмысленно.
Вадим Штепа